Обсидиановая комната

– Нет. Но я видел его, или мне показалось, что видел, но всего лишь раз, когда он наблюдал за мной издалека. Позднее я обнаружил доказательства его пребывания там. Но прежде чем я успел что-то сделать, меня унесло в море, а потом меня держали как заложника. И за прошедшие недели, похоже… – Пендергаст сделал паузу, чтобы взять себя в руки, – Диоген сумел снова… подобраться к Констанс.

– Подобраться?

– Все свидетельствует о том, что он либо похитил ее, чем-то опоив, либо сделал своей сообщницей, используя стокгольмский синдром. Как бы то ни было, их видели утром два дня назад, когда они вместе бежали из моего дома на Риверсайд-драйв.

Лонгстрит нахмурился:

– Стокгольмский синдром подразумевает активное участие с ее стороны. Похищение – нет. Это большая разница.

– Улики говорят о том, что Констанс активно способствовала своему похищению.

В кабинете воцарилась тишина. Лонгстрит сложил домиком свои длинные тонкие пальцы и опустил на них громадную растрепанную голову. Пендергаст оставался недвижим, словно мраморная статуя, в старом «ушастом» кресле. Прошло немало минут. Наконец Пендергаст прочистил горло и заговорил:

– Мне жаль, что я не поделился с вами этими подробностями раньше. Они слишком болезненны. Оскорбительны. Но… мне нужна ваша помощь. Я помню о клятве на крови, которую мы принесли. Прежде, когда речь заходила о Диогене, у меня сдавали нервы. Но теперь я понимаю, что есть только один ответ: мой брат должен умереть. Мы должны приложить все силы, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что он не выжил при задержании. Как вы сказали: мы в долгу перед Майком и обязаны сделать так, чтобы раз и навсегда покончить с Диогеном.

– А ваша девушка? – спросил Лонгстрит. – Констанс?

– С ее головы не должен упасть ни один волосок. Мы сможем утрясти этот вопрос, когда Диоген будет мертв.

Лонгстрит задумался на мгновение. Потом молча протянул Пендергасту руку.

Так же молча Пендергаст пожал ее.

41

Яхта плавно рассекала лазурные воды, теплый воздух трепал темные волосы Констанс и играл ее длинным платьем. Она полулежала в кресле, обитом тканью бирюзового цвета, рядом с Диогеном, который стоял у штурвала. Они забрали его яхту из гавани на южном побережье и направились в место под названием Аппер-Шугарлоуф-Ки. Там, в бунгало, спрятанном среди сосен на воде, они поменяли яхту на судно поменьше с малой осадкой. Диоген говорил о нем в уважительном тоне: девятнадцатифутовый гоночный катер «Крис Крафт» 1950 года выпуска, который он восстановил, заново отделав борта, обновив палубу и тщательно отремонтировав двигатель. На борту красовалось название катера, выполненное сусальным золотом с черным обводом: «ФЕНИКС», ниже было написано: «ИДИЛЛИЯ-КИ».

Теперь, когда они приближались к конечному пункту их путешествия, Диоген изменился. Начать с того, что, прежде неразговорчивый, он вдруг стал более общительным, чтобы не сказать болтливым. Его лицо, обычно скрывавшееся под маской бесстрастия, разгладилось и расслабилось, приобрело почти мечтательное выражение – резкий контраст с его обычным настороженным, бдительным видом. Ветер шевелил его короткие рыжеватые волосы, прищуренные глаза смотрели вперед. В личине Петру Лупея он среди прочего спрятал свой мертвенно-бледный глаз под цветной контактной линзой, но Констанс отметила, что в какой-то момент он вытащил линзу и вернул своим глазам их прежнее разноцветное состояние, а кроме того, удалил краску с волос. Его аккуратная бородка слегка растрепалась. Изменилась вся его манера двигаться и говорить, физически он становился тем Диогеном, каким она запомнила его почти четыре года назад, но внутренне изменившимся, не таким непримиримым, ничуть не высокомерным или саркастичным.

– Справа, – сказал он, оторвав руку от хромированного рулевого колеса и показывая на крохотные островки, заросшие карликовыми пальмами, – лежат островки, которые называются Змеиная Свадьба.

Констанс посмотрела в том направлении. Слева от нее низко над горизонтом висело солнце – огромный желтый шар, проложивший по воде ослепительную дорожку и окрасивший крохотные островки в золотистый цвет. Всюду, куда бы она ни взглянула, виднелись низкие острова, необитаемые и дикие. Хотя она никогда особо не задумывалась о флоридских островках, красота и спокойствие этого места – и его тропическая изолированность – стали для нее чем-то совершенно неожиданным. Здесь было мелководье – она видела быстро уносящееся назад дно, – но Диоген уверенно вел катер, он был хорошо знаком с этими водами, наизусть знал эти петляющие каналы.

– Тот маленький островок слева называется Счастливый Джек, а впереди – Тыквенный островок.

– А Идиллия?

– Скоро, моя дорогая. Скоро. Этот большой остров справа, почти целиком заросший мангровым лесом, называется Джонстон.

Диоген повернул рулевое колесо, и катер ушел влево – в сторону заходящего солнца, миновал остров Счастливый Джек слева и Джонстон справа.

– А там, прямо перед нами, остров Идиллия.