– Вот именно, что она коротка, – перебил меня Керран, – и тем она дороже. Разве то, что вечно, имеет какую-нибудь ценность? Ты дорожишь только тем, что можешь вдруг потерять. Жизнь мгновенна, и только с жизнью можно получить наслаждение. В смерти оно отсутствует, так как смерть – это вечность, я тебе официально заявляю. Ты поняла бы, о чем я говорю, если б стала вампиром. И, поверь, пожалела бы… Через много лет, когда умирают близкие, меняются города… а ты все живешь… В конце концов, постоянные изменения мира тоже начинают надоедать, ты уже воспринимаешь их как должное и перестаешь удивляться. Эта усталость – ужасное невыносимое чувство. Оно усугубляется еще и осознанием того, что от него никуда не деться, нельзя ничего изменить. Торопиться некуда, цели исчезают сами собой, когда понимаешь, что обречен на вечное существование. И эта усталость, она, как еще один орган чувств, постоянно дает знать о себе, заставляя считаться с собой и делать себя почти ощутимой физически. Я не хочу говорить об этом. Но я желаю тебе добра, хочу, чтобы ты жила и шла той судьбой, которая у тебя должна быть. Муки вампирской жизни не должны никак касаться тебя. Ты в этом мире для того, чтобы исполнить свой долг, достичь поставленных целей…
– Но ведь я осознанно поступаю так! Как же ты не поймешь, что это будет счастьем для меня… Как же можно быть таким бесчувственным истуканом?!
Из глаз моих уже капали слезы, которые я так и не смогла удержать. Мой умоляющий жадный взор впился в его непроницаемое лицо.
– Это ты так думаешь. Позволь мне быть справедливым и доказать тебе обратное. Я понимаю в этом гораздо больше и не желаю тебе такой судьбы. Не хочу, чтобы ты страдала вечность возле меня.
Он поднял руку и пальцами осторожно собрал слезинки, катившиеся по моим щекам.
Я никогда не испытывала, казалось, ничего приятней этого легкого прикосновения. Безотчетно зажмурив глаза, я осторожно прижалась к его пальцам, следуя за их движением, стараясь удержать миг прикосновения. Однако он тут же убрал руку.
– Это неправда, – выдохнула в изнеможении я.
– Не будем больше об этом, хорошо?
Закусив губу, сдерживая слезы, я нехотя отвернулась и побрела к дивану. Мы молчали некоторое время. Каэлан смотрел в окно, я куда-то под ноги, в голове моей не происходило ничего, только тяжесть висела тяжелым грузом. Нелепый получился разговор. Мои дальнейшие мольбы выглядели бы уже как унижение и только разозлили бы его. Что я, собственно, здесь делаю в таком случае? Керран, скорее всего, думал также.
– Тебе не следует находиться здесь так долго. Не хочу, чтобы он видел тебя. Я распоряжусь насчет машины.
Я промолчала, обессилившая и потерянная. Он вышел и, вернувшись довольно быстро, остановил на мне ожидающий взгляд. Поднявшись нехотя, я медленно поплелась к двери, еле переставляя ноги, и, остановившись возле него, произнесла, вложив весь возможный и невозможный красноречивый смысл в слова:
– Учти, я не оставлю все так, как есть… Я как смогла донесла до тебя свои мысли, и если ты не жалеешь себя, то пожалей хотя бы тех, кого ты обрекаешь на гибель по своей инициативе.
– Береги себя, – мягко вымолвил он, будто не слыша моей фразы.
Пройдя мимо него за дверь, как обреченный на смерть, в полусне я дошла до выхода, спустилась по ступенькам и плюхнулась на сиденье уже поданного к порогу автомобиля.
Разговор с Петрой, а потом и с Керраном, вызывал у меня в голове жуткий хаос и терзания. Я, как больной в горячем бреду, металась от одной фразе к другой, не обдумав хорошо последнюю, перебегала к третьей. Однако выжженным клеймом в сердце стояли слова вампирши о гибели Керрана, да еще и по моей вине. Они буквально не давали мне более или менее свободно дышать, не говоря уже о том, чтобы успокоить воспаленный мозг. Вполне вероятно, правда, что этой ехидне нельзя было доверять, так как она не являлась моим другом, скорее наоборот. Может быть, она в пылу эмоций наговорила больше, чем следует. Хоть бы оно так и оказалось. Но все же если она хотела мне отомстить, то у нее это прекрасно получилось.
Только на следующий день мне удалось силой воли заставить себя успокоиться до той степени, которая позволяла более или менее рассуждать разумно.
Я заняла себя тем, что старалась сопоставить определенную информацию о Керране с его личной жизнью, и косвенно меня, конечно, интересовало его отношение ко мне.