Оборотень. Новая жизнь

Харбард видел безжизненный взгляд Кроу, слышал, как он натужно втягивает воздух, стараясь не терять контроля над собственным сознанием.

– Кроуфорд, – сказал он, – нам нужно каким-то образом вернуться к тому чертогу, на черный берег. Если удастся найти саблю, мы, по крайней мере, сможем обуздать сидящего в вас зверя. Сумеем и победить его, и даже использовать. Теперь я могу открыть вам, что было моей главной целью с того самого момента, как я узнал о вашем поразительном существовании. Вы обладаете даром, Кроуфорд, и мы обязаны научиться находить ему применение.

Давление в голове у Кроу становилось невыносимым. Нет, все-таки это не так. Он все вытерпит. Кроу подумал о своей жене. Она была близко, он чувствовал это; его до мозга костей пронизывала уверенность в том, что встреча с ней не только принесет покой его душе, но и придаст смысл происходящему, объяснит и что с ним произошло, и как избежать этого в дальнейшем. Нужно только удержаться в человеческом обличье достаточно долго, чтобы успеть ее найти. Кроу снова смог говорить:

– Отведите меня туда.

29 Волчий камень

Ведьма, вселившаяся во фрау Фоллер, провела ее руками по гладкому камню наружной стены замка. Искусная в магии Гулльвейг, конечно, знала, что ищет, но внутри этого замка, полного мятущихся теней, было слишком много отвлекающих факторов, мешающих ей сосредоточиться. Духи мертвых громко взывали к ней из стен, хватали ее за одежду, когда она проходила мимо, внезапно возникали из темноты, умоляя узнать их и положить конец страданиям. В общем, подумать ей удалось, только когда она очутилась снаружи.

События развивались так, как и планировала Гулльвейг: она уже получила от фон Кнобельсдорфа немного золота, а также – что было особенно приятно – нечто гораздо более ценное. Гулльвейг с удовольствием слегка встряхнула рукой, на которой красовался великолепный браслет. В свое время фон Кнобельсдорф лично украл его где-то в Варшаве. Он тогда много чего наворовал, но ценил в основном только золото. Оберштурмбанфюрер отдал ей эту вещицу, питая скорее смутную надежду, чем какие-то определенные ожидания, и в первую очередь потому, что фрау Хауссман заявила, что ее серьги с тигровым глазом потерялись. Ведьма Гулльвейг ценила тонкую работу мастеров-ювелиров гораздо больше, чем фон Кнобельсдорф. Она понимала, что это даже не браслет, а представляющий большую ценность широкий декоративный нарукавник, от запястья до предплечья, изящно отделанный цветным стеклом и эмалью.

На создание такого узора – пять сине-белых стилизованных стебельков – мастера вдохновил полевой цветок, вероника. Фон Кнобельсдорф думал, что одурачил Гулльвейг, но ведьма сразу же почувствовала ценность этой вещицы. Вырученных за нее денег фон Кнобельсдорфу вполне хватило бы на приличную пенсию, если бы он прямо сейчас оставил службу в СС.

Итак, Гулльвейг была довольна подарком и собиралась отнестись к господину оберштурмбанфюреру благосклонно.

Она пока что не видела, как загнать волка в ловушку, но, обладая даром предвиденья на уровне инстинкта, понимала, что такой способ существует. И если волка можно создать с помощью проклятья, то, вероятно, возможен и обратный процесс, в результате которого его могущество будет передано кому-нибудь другому, более достойному. Возможно, кому-то вроде того же фон Кнобельсдорфа, чья мотивация предельно проста (и потому им легче манипулировать). Тогда богу, которому она снится, может быть отказано в жертвах в этом мире и он канет в небытие. Если Рагнарока не будет на земле, он должен произойти на небесах. Это возможно, Гулльвейг была в этом уверена; она обладала почти осязаемым ощущением будущего, как будто его варианты были нитями, которые она могла пощупать пальцами, оценивая, какая из них прочная, какая может порваться, а какая сгодится для чего-то полезного.

Этот замок был необычным даже для Гулльвейг. Она думала, что это особое место, веками притягивавшее к себе магию. Или не магию, а нечто иное: жестокие убийства, несправедливость, человеческие отбросы. Впрочем, все это – священники называют это злом – очень похоже на темные чары. Люди, сознательно порочные, испорченные, вызывающие омерзение, всегда были ключевыми фигурами в черной магии; ведьма манипулировала ими прежде и могла сделать это снова.

Зáмок походил на утес посреди кровавого океана. Кровь волнами билась о его стены, пробиралась во внутренний двор и взрывалась фонтанами брызг в камерах и склепах. Снаружи было спокойнее, здесь Гулльвейг чувствовала приливы и отливы, скрытые течения в окружавшем Вевельсбург глубоком море страданий и невзгод, которые вели ее туда, куда ей было нужно.

А нужно ей было на холм – Гулльвейг сразу это поняла. На то, чтобы взобраться туда, она потратила полдня, однако не замечала усталости. После душных угрюмых помещений Гулльвейг была счастлива оказаться в горах, вдохнуть кристально чистый морозный воздух и почувствовать руками траву, карабкаясь по крутому склону.