— Или что? — не унималась Дульси. — Ты пришел бы сюда, если бы знал, как вывернуться из этого? Немного смошенничал бы, а потом извернулся бы так, чтобы не платить деньги собственному ребенку.
— Ребенок — не мой, — возмутился Тикер. — И уж если на то пошло, я бы никому не позволил разными уловками признать себя отцом. Не понимаю, как ты мог не заметить, насколько она бессердечна, — обратился он к своему другу. — Но ты ничего не видел, кроме ее хорошенькой задницы. И сейчас ничего не видишь, судя по всему.
— Да брось, Тикер, девчонка похожа на меня! — сказал Меффат. — Ты сам говорил. Мои глаза. Мой нос. Ты ведь говорил, что мне нужно держаться от нее подальше. Что если все увидят меня рядом с ней, никто не поверит, что ее отец — Суонтон.
— Придержи язык! — рявкнул Тикер. — Клянусь, даже сейчас она делает из тебя идиота.
— «Любовь — чистое безумие и, право, заслуживает темного чулана и плетей не меньше, чем буйный сумасшедший», — продекламировала Дульси, вновь превратившись в Розалинду. — «А причина, по которой влюбленных не наказывают и не лечат, заключается в том, что безумие это так распространено, что надсмотрщики сами все влюблены». Ты все еще любишь меня, Джон?[23]
— Ах, нет-нет! Все было не так! — воскликнул он. — И ты знаешь об этом, Дульси. Я никогда не говорил, что люблю, и ничего не обещал.
— Ему было нужно просто затащить тебя в постель. И ты знала это так же хорошо, как и он, — заявил Тикер.
— Мне ведь не было и семнадцати!
— Тебе, скорее всего, было девятнадцать, но ты притворялась, что тебе меньше, — усмехнулся Тикер. — Но теперь ты стала старше и умнее, не так ли? — Он подошел к сцене и с размаху хлопнул о нее монетами. — Вот твои пять фунтов. Нам проводить тебя до извозчика, чтобы увидеть, как ты убираешься отсюда?
— Нет, сначала мне нужно забрать дочь, а потом я уеду, — сказала Дульси. Она подошла к краю сцены, но не стала подбирать монеты. — Только одна вещь…
— Дьявол забери тебя вместе с твоим отродьем! — не выдержал Тикер. — Ты больше ничего от нас не получишь. Хочешь обыскать наши карманы?
Миссис Уильямс только усмехнулась.
— Мне просто хочется удовлетворить любопытство. Почему из всех лондонских мужчин вы решили обвинить ни в чем не повинного…
— Ты о том, кого назвать отцом?
— Тебе же прекрасно известно, что меня не было во Франции, когда он…
— Но могла бы быть.
— Я никогда не выезжала за границу. У меня есть афиши, чтобы доказать это. Есть альбом с газетными и журнальными вырезками. — Она снова ткнула ногой в саквояж.
Эта шлюха что-то задумала, вне всякого сомнения. Наверное, хочет еще денег. Или чего-нибудь другого? Тикер огляделся и прислушался. Проблема заключалась в том, что, как она сказала, этим вечером в «Воксхолле» было очень людно. Даже при закрытых дверях театра он мог слышать детские голоса снаружи. Барабаны и музыку тоже. Стены приглушали звуки, но не совсем. За праздничным шумом в парке нельзя будет различить звуки, доносящиеся из театра.
— Может, мы проводим тебя, в конце концов? — спросил Тикер.
Она еще раз стукнула по саквояжу.
— Надеешься заглянуть внутрь? Но все, о чем я говорила, не здесь. Тут мало места. Так что можешь посмотреть. Я знаю, Джону нравится разглядывать мое белье.
Тикер бросился к сцене. Потянулся за саквояжем. Она откинула саквояж ногой, чтобы он до него не добрался.
Тикер выругался.
— Мне так жаль, что вызвала ваше недовольство, сэр, — усмехнулась Дульси. — Мне вдруг расхотелось, чтобы вы рылись в моих вещах. Но насчет альбома с вырезками можете не беспокоиться. Я отдала его друзьям на хранение.
Похолодев, Тикер отступил.
— Будь ты проклята, каким еще друзьям?
— Должно быть, речь идет обо мне, — раздался из-за занавеса женский голос. Занавес слегка раздвинулся, и на сцену вышла рыжеволосая владелица «Модного дома Нуаро». В руках у нее был большой альбом.
— Вы это ищете, сэр Роджер? — поинтересовалась она.
На мгновение оба мужчины замерли на месте открыв рты. Выражение на лицах у них было таким театральным, что Леони едва удержалась от смеха. Меффат стоял бледный, как смерть, а Тикер опасно побагровел. Судя по всему, Меффат пришел в себя первым. Он резво кинулся к двери, через которую они вошли в зал. Но путь был закрыт. Дверь охранял один из выступающих этим вечером — цирковой силач.
— От кого ты бежишь? — крикнул ему Тикер. — От французской портнихи? Она тебе ничего не сделает. Никто не поверит тому, что она скажет. Весь мир знает, что она…
— Тебе лучше остановиться и подумать, прежде чем закончить предложение. — Из-за занавеса появился маркиз Лисберн.
Отступив на шаг, Тикер огляделся. И понял, что выбраться отсюда не так-то просто. Остается либо сдаться, либо попробовать выкрутиться.
Леони была готова поставить на последнее. Тем более что Тикер являлся задирой по натуре.
Краснота у него на лице приобрела другой оттенок, а голос зазвучал громче.
— О, так ты тоже здесь? Ничего удивительного! Это она тебя сюда притащила? Ловкий прием!
Леони бросила взгляд на Лисберна, но тот лишь улыбался. Если бы у Тикера имелась хоть капелька разума, он бы замолчал, увидев такую улыбку.
Но нет!