Обольстительница в бархате

— Но кольцо! — воскликнул Лонгмор. — Суонтон, должно быть, слеплен из более крутого теста, чем я думал, если собирается встретиться с Боулсвортом. Ты, кстати, видел книгу с заключенными пари?

Благодаря сегодняшнему «Обозрению» он все-таки заглянул в нее в клубе. Суонтон с Глэдис занимали там первые места.

Лисберн читал «Обозрение» каждое утро. До сегодняшнего дня он с таким же успехом мог читать какую-нибудь тарабарщину. Несколько последних дней прошли для него в тумане, как в прямом, так и в переносном смысле. Со среды с неба лило практически постоянно. А когда дождь делал короткую передышку, облака наливались чернотой и тяжестью, и казалось, что еще немного, и из них на Лондон обрушатся гигантские камни.

Сегодня небеса очистились, в голове у него тоже просветлело, потому что Лисберн вдруг сообразил, что Суонтон пытался довериться ему — возможно, несколько раз, — но он не обратил на это внимания. Все, что говорил кузен, звучало, как строфа из стихотворения, а Лисберн был сыт поэзией по горло.

Вот так он провел этот кошмарный день.

Однако впереди его ждал бал у Уорфордов.

Туда придет Леони. У него с ней по меньшей мере один танец.

* * *

Особняк Уорфорд-Хаус, той же ночью

Учитывая обстоятельства, сестры Нуаро не могли проникнуть на бал незаметно для всех. И хотя большинство присутствовавших одобрило бы это, способность стать невидимкой не принадлежит к области возможного.

Во-первых, это действительно было их первое появление в обществе. И под покровительством леди Уорфорд!

Весь свет знал, что леди Уорфорд терпеть не могла герцогиню Кливдон. Даже несмотря на то, что ее светлость получила признание при королевском дворе, леди Уорфорд оставалась к ней холодна. Когда ее старший сын Лонгмор женился на сестре герцогини, она сделала определенный шаг в направлении Софи. Но не более того!

То, что с маркизой случилась некая внутренняя перемена, проявилось сразу же после недавнего происшествия в «Воксхолле», и новость о том, что презираемые сестры получили приглашения, облетела весь Лондон. Никто не захотел пропустить самого главного события, и потому вся компания приглашенных на бал прибыла в особняк Уорфордов минута в минуту.

Разумеется, портнихи выбрали очень удачный момент для своего появления. Перед входом в бальный зал они подождали, когда оркестр закончит увертюру из «Золушки» Россини, и только тогда вошли.

Брюнетка леди Кливдон была одета ярко — в розовое атласное платье, обшитое черными кружевами.

Блондинка с нежным румянцем леди Лонгмор надела бледно-розовое платье с изумрудной и черной отделкой.

А Леони выбрала платье цвета сливок, которое казалось очень простым на первый взгляд. Но потом становились заметны дерзкие линии, экзотическая вышивка золотом, черный кружевной шарф, которым она прикрыла плечи, — все это произвело впечатление театральной пышности.

Вмиг по залу пронесся шум, словно ветер прошуршал опавшими листьями: шепот возник, угас и снова возник.

Затем сестры одновременно сделали реверанс — Реверанс! — который стал настоящим балетным представлением с трепещущими оборками и бантами, и свет от газовых рожков заблестел на их шелковом кружеве, на вышивке, на драгоценностях.

Последовал общий вздох. И в зале повисла тишина.

С той же грацией сестры порывисто поднялись, и зал тихо загудел, обмениваясь домыслами, выказывая обожание и зависть.

Лисберн не принимал в этом участия. Онемев, он замер на месте. То, что произошло с ним, произошло внутри. Все его существо запело, как струны виолончели.

Она была так прекрасна, что ему захотелось разрыдаться.

Она была словно ожившая поэзия.

Она и любовью занималась точно так же.

И они подходили друг другу, как рифмованные строки стиха.

Но только не Суонтона!

Пусть это лучше будет… Да, Байрон!

Ты из смертных, и ты не лукава,
Ты из женщин, но им не чета.
Ты любовь не считаешь забавой
И тебя не страшит клевета.^[25]

Перед мысленным взором Саймона промелькнули картины — вот Леони стоит перед Боттичелли, вот уходит от него, чтобы заняться Глэдис, вот ссорится с ним в Гайд-парке и целует его, целует его, целует его… тянется к нему и обнимает за шею… смеется, когда они занимаются любовью… и просто смеется… и дразнит его… а вот она очень занята.

— Проклятье! Саймон, что нужно сделать, чтобы привлечь твое внимание?

Лисберн отвел взгляд от ожившей поэзии, которая, казалось, плыла вдоль выстроившейся линии гостей, а все мужчины в зале пожирали ее глазами.

Они все желали ее.

Они все хотели делать с ней то, что делал он.

Красным туманом на миг заволокло сознание. Лисберн тряхнул головой.

— Мне кажется, я сейчас… — Тут же оборвал себя. Он чуть было не сказал то, чего нельзя было говорить.

Натолкнулся на изумленный взгляд Суонтона.

— Очень любезно с твоей стороны, что наконец обратил на меня внимание, — сказал тот. — Я не хочу, чтобы ты обвинял меня в том, что все узнаешь последним.