Обольстительница в бархате

Лисберн еще никогда не был настолько похож на римского бога, как сейчас. Он блистал, как это полагается богам. Сияющие огни танцевали над его головой и мерцали в его зелено-золотистых глазах. Леони опустила взгляд, потому что, смотря ему в лицо, она становилась глупой и непростительно мечтательной — а он ведь всего лишь мужчина, в конце концов! — и изумруд на его галстуке как будто подмигнул ей.

Она почему-то была уверена, что леди Глэдис и лорд Суонтон танцуют где-то рядом, но они могли танцевать и в другом мире. Несмотря на то что гости целиком заполнили бальный зал и рассыпались по соседним комнатам, ей казалось, что эти люди оставались в отдалении, далеко под ними. Они топтали землю, а она в это время парила среди звезд. Сердце у нее было разбито, и все равно Леони не могла припомнить, когда еще была так счастлива.

Ах, да, когда в последний раз лежала в его объятиях.

— Ты вошла в зал, и у меня перехватило дыхание, — сказал Лисберн.

— Наше появление втроем не всякий ум сможет выдержать и остаться трезвым, — усмехнулась Леони.

— Нет, я говорю только о тебе, — возразил он. — Другие с таким же успехом могли бы быть занавесями, которые обрамляют вид из окна.

— Ну, хорошо, — сказала она. — От твоего вида у меня тоже перехватило дыхание. Здесь нет ни одного мужчины, одетого так, чтобы подходить моему платью.

— Вообще-то это я подхожу тебе.

— Ты недооцениваешь свой жилет.

Лисберн театрально вздохнул.

— Проклятый Полкэр! И благослови его господь. Когда он подал мне этот жилет, я сказал ему: «Вы с ума сошли? Слоновая кость и золото? Этим вечером?» На это он мне ответил, что в ужасе от моей стычки. С кем — не сказал, но я подозреваю, что ему это известно. Так как он знает все — провидец. Пойдем со мной в сад.

— Конечно, нет, — покачала она головой. — Я знаю, что обычно происходит в саду во время бала. Девушки теряют голову. А потом и невинность.

Как будто она ее еще не потеряла. Однако остатки разума у нее сохранились. Если она опять отдастся ему, все начнется сначала, и снова придется пытаться вернуть себя самой себе.

— Ты озвучила мои самые сокровенные мечты, — сказал Лисберн. — Пойдем. Танец заканчивается, в зале душно, уже половина гостей вышла, чтобы подышать воздухом. Ты должна дать мне шанс снова подольститься к тебе или… Или я свихнусь, Леони.

Оркестр умолк, но Лисберн продолжал удерживать ее за руку.

— Какая бы болезнь тебя ни поразила, ты выздоровеешь. — Сердце у нее бешено забилось.

— Тебе, как никому другому, известно, что по внешности не судят. Ты не веришь, что я в отчаянии, потому что Полкэр не позволяет выразиться моим чувствам. По моим ощущениям, я не могу выглядеть безупречно. Мои чулки должны быть без подвязок, рукава — без пуговиц, башмаки — без шнурков, и все во мне должно выказывать неряшливость отчаяния. Но это невозможно, потому что мой камердинер не позволяет мне так выглядеть. Все, что я могу позволить себе… Чума его забери, он ведь не собирается приглашать тебя на танец!

К ним решительно направлялся лорд Флинтон.

— Что-то вид у него страшно недовольный, — заметила Леони. — Он пытается потанцевать с каждой девушкой в зале.

— Тогда нам нужно любой ценой выбираться отсюда.

Его рука, удерживавшая ее, была теплой даже сквозь перчатку, хватка — решительной.

Леони понимала, что Лисберн отпустит ее, стоит ей начать сопротивляться, но она все еще любила его.

И все было так романтично — эту ночь она наверняка запомнит на всю жизнь.

И, в конце концов, она была из рода Нуаро!

* * *

Леони постаралась стать незаметной, насколько это было возможно, когда Лисберн находился так близко. Но, судя по всему, ему был известен секрет, как пройти через толпу, не обратив на себя особого внимания, лишь кивая головой знакомым, перебрасываясь словом то здесь, то там и не задерживаясь в каком-то одном месте надолго. Так они дошли до дверей, ведущих из зала. В любом случае весь дом находился в движении, гости переходили из комнаты в комнату — кто искал напитки, чтобы освежиться, кто — партнеров для карточной игры, а кому-то просто хотелось уединиться. Они вошли в соседнюю комнату, небольшую, но с удивительной отделкой. Здесь поработал «Афинянин» Стюарт, сказал Лисберн. Главная идея декора — торжество любви. Ей захотелось остановиться и внимательно рассмотреть покрытые золотом коринфские колонны, копии древних изображений. Минуту назад она хотела вырваться на свежий воздух. Минуту назад ей не терпелось остаться наедине с ним.^[26]

Но стоило им войти в эту комнату, что-то вдруг изменилось. Лисберн надолго задержался, разглядывая фриз над камином, изображавший свадебную сцену.