Обмануть судьбу

Булат нашел в его глазах верного ученика и между делом рассказал свою историю. Он был чуть старше Гришки, когда татары продали его Абляз-аге. Спокойный, рассудительный паренек пришелся по нраву купцу. А через несколько лет, когда Борис принял ислам, его сделали свободным человеком. Бывший Борис, нынешний Булат, стал кузнецом при огромном доме Абляза. Булат обзавелся симпатичной хохотушкой-женой, купил маленький глиняный домишко на окраине Кафы и жил припеваючи.

– А как же ты веру Христову променял на магометанство? – не выдержал паренек.

– Вера она одна. Хоть Бог, хоть Аллах, для хорошего человека везде приготовлен рай, для плохого – ад. Если б родичи, односельчане меня нынешнего встретили, стыдили бы, врагом, перебежчиком назвали. А так… Полюбил я Кафу, Крым, благостно тут, дышится сладко. Так что, Гриша, стыда во мне нет. Ни на полушку.

А мальчик силился понять и не мог: отказавшийся от веры отцов – предатель, плохой человек, а Булат на дурного человека был совсем не похож. Где правда?

За долгие часы работы в кузнице Гриша рассказал Булату все свое незатейливое прошлое, как взяли их в плен, как брат с сестрой были проданы на невольничьем рынке.

– Сестра-то красивая?

– Да, – вздохнул мальчик.

– Поди в гареме она, во дворце ублажает бея.

– Бедная Вера…

– Могло быть и хуже… сына родит – будут ее холить и лелеять, а нет – замуж выдадут, – успокаивал Булат.

– А брата купил какой-то худой богач…

– Носатый, важный?

– Да.

Булат промолчал и насупился.

– Что? Скажи, все равно узнаю.

– Это правая рука очень богатого бея, который покупает в основном мальчиков.

– Для чего ему мальчики?

– Развлекается он с ними…

– Как? Играет что ли?

– Играет, а как же? – не стал мальцу говорить правду добрый Булат.

Позже Гриша узнал, как развлекаются некоторые беи с мальчиками. Грех пришел от османов, некоторые находили особую радость в использовании отроков в том деле, для которого самой природой предназначены девки. Гриша пытался не думать, каково живется брату и сестре, отстранял от себя прошлое и родичей.

В доме было много слуг, почти все девки, болгарки, московитянки, грузинки… Они скребли полы, мыли посуду, стирали, готовили и… ублажали хозяина. Все они были юны, не старше двадцати лет, только Азат-ханум и кухарка Латифа-апте красотой и молодостью не отличались. Остальные же рабыни покупались лично хозяином на невольничьем рынке. Кто месяц, кто год, а кто и пять лет девушки служили у купца, а потом пропадали.

Гришка держался от девок в стороне, почему-то их опасался. Пылал он преданной сиротской любовью к Латифе. Круглая, веселая кухарка была немолода, но на ее толстощеком лице сложно было сыскать хоть одну морщину. Мальчуган преданно заглядывал в глаза «бабушки-апте», бросался за любую работу – воду принести, сбегать за пряностями – в доме на привязи его не держали – и добился своего. Кухарка привязалась к нему, как к родному, подкармливала его то пахлавой, то чебуреками. Тайком от хозяина. Гриша, радостно улыбаясь, благодарил:

– Сагъ олунъыз! Мен чиберек севем![51]

– Вот лепечет по-татарски! Будто наш! – восторгалась кухарка и прижимала его к своей объемистой груди. – Вылитый крымчак, чернявый да хитрый. Не Латифу любишь, а стряпню мою, стервец! – Гришка мотал головой и прижимался крепко к кухарке. Обоим доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие каждый день повторявшийся разговор.

На сытной еде в купеческом доме Гриша рос быстро. Баранины, чебуреков, харчо его необъятная утроба поглощала немыслимое количество. Каждый год шаровары ему приходилось удлинять, иначе длинные крепкие ноги торчали немым укором ворчливой Азат-ханум.

– Окаянный рус, – ворчала она. – Растет, как тесто на жаре. Портов не напасешься.

Уже к тринадцати годам Гриша стал матереть. Худые руки покрылись буграми мускулов, плечи приобрели гордый разворот, под носом стал пробиваться видимый пух.

– Ишь, ранний, – улыбался Булат. – Ты девок наших берегись, а то Абляз живого места не оставит!

– Какие девки? – кривился Гриша. А ночью в своей каморке порой представлял смазливых рабынь и рукой своей делал то, что мечтал получить от девок.

Зимним вечером к Аблязу-аге пожаловала важная гостья в густой парандже. Турчанка, Айше-ханум, вдова влиятельного сановника, держала в кулачке многих людей Кафы. Она имела тайные дела и с хозяином. Грише не было дела до Айше-ханум, он, разгоряченный, таскал в сарай кувшины с маслом и вином, когда взгляд вдовы скользнул по его плечам.

– А это что за раб?

– Московит, Айше-ханум, – кланялся угодливо Абляз и, увидев интерес, предложил: – Подарю тебе его, госпожа… он сильный, кузнецу помогает.

Вдова задумчиво посмотрела на парнишку, поколебалась и согласилась:

– Продавать не надо, а на недельку возьму. Ты же знаешь, Абляз, у меня одни женщины в служанках да евнухи. Домоправительница моя просила мальчишку, что-то починить… мужскую работу переделать в саду. Потом верну, – под покрывалом мелькнула улыбка. – Вечером отправь.

Гришке выдали овечий кафтан и в сопровождении Азат-ханум, как всегда непроницаемой и суровой, он дошел до огромного забора, скрывавшего особняк вдовы.