Облом

Кобелишко Тарзан обрел местожительство под крыльцом Митяевых сенцев лишь минувшей весной. Бесхозный, он был подобран на окраинной райцентровской улице, куда Митяй приехал как-то по делам. Случай этот тогда был сочтен за удачу, потому что щенок нес в своей внешности уж больно явные признаки доброй породы. Крутые бедра с намечавшейся мускулистостью, плосколобая треугольная голова, тонкий хвост и в особенности темно-крапчатая рубашка, как показалось, сами говорили за себя: легавая. Вскоре, однако, усомнившись в своей первой оценке внешних признаков, потому что малыш оказался излишне беспокоен и даже бестолков, хозяин не терял надежды обнаружить в нем таившиеся под спудом деловые качества и даже решил приступить к натаске питомца на вольной природе.

С ним-то и возвращался он тогда с уроков из суходола, где в богатых земляникой перелесках обитали тетеревиные выводки – хороший объект для обучения молодых охотничьих собак. Подтвердив свою бесчутость и непонятливость, Тарзан к тому же показал, что в этом юном возрасте совершенно не переносит жажду. А день был душным. Лишь пробежавший полосой мимо деревни дождичек освежил буйствующую малиновую кипень распростертых по угорью зарослей иван-чая.

Они спустились напрямую от суходола к той лядине близ Митяевых задворок, в которой притаилось средь густой зелени верховье убегающего краем околицы забытого всеми ручейка. Тарзан, при всей своей профнепригодности к промысловой работе, однако, был не столько беспомощен, когда дело доходило до его жизнеобеспечения. Он издали верхним чутьем услышал свежесть и бросился, опередив хозяина, к спасительному оазису. Митяй, наваландавшийся за эти часы с питомцем, и сам лег животом на отлогий бережок, отступив на пару шагов вверх по течению. Он сделал несколько глотков, приподнялся, выпрямив локти, и застыл на вытянутых руках. Озадаченный, вновь припал к воде, оторвавшись от нее, почмокал губами, вновь хлебнул и вновь почмокал. Что за новость? Может, показалось? Вновь припал к воде и вновь почмокал. Это называется ни хрена себе! Вкус – точь-в-точь из бутылки, какие иногда привозят в продмаг, – нарзан. Митяй вновь лег и сделал несколько глотков.

А мысли в голове уже выстраивались в логический ряд. Память восстанавливала самые незначительные детали когда-либо и где-либо почерпнутых сведений.

Так. Близ соседней башкирской деревни есть местечко – Шифалысу. По-русски это означает целебная вода. Искони пошло то название, но сегодня о воде ничего не слышно. Когда-то была целебной. А теперь она из-за каких-то неведомых геологических прихотей, исчезнувшая там, просочилась вот здесь, верстах в пяти от своего древнего месторождения, на задах Митяева огорода.

Митяй посмотрел на Тарзана. Тот, утолив жажду, мирно лежал на травке, утвердив взгляд на хозяине. «Наш Тарзан нашел нарзан», – стали обретать уже рифму мысли в Митяевой голове, что говорило о приступающем творческом вдохновении.

Весь вечер он, время от времени возвращаясь к тыльной ограде дворища, в задумчивости смотрел в направлении заинтересовавшей его лядины. А увидев, что к ручью, пощипывая травку, продвигается чья-то телка, перемахнул через ограду, добежав, отхлестал ее, не понимавшую причины нападения, по спине.

– Куда прешь, скотина! Что, негде больше попить? – бормотал он, направляя телку по противоположному курсу.

Жена Люба, уже заметившая и тихо наблюдавшая между делом за размышляющим о чем-то мужем, не выдержала, смеясь, спросила:

– Чем не угодила тебе телка? Она ж к ручью шла.

Тут-то Митяй и раскрыл карты. Он рассказал жене о минеральном источнике.

Тысячи людей для того, чтобы подлечиться месячишко целебными водами, едут через всю страну то на Кавказ, то еще куда, а тут на тебе: подходи, пей. Когда Люба осторожно высказала сомнение, Митяй сходил в избу, взял банку, дошел до ручья, принес воды.

– Что-то невкусная, да и в нос не шибает, – отпив немного, заключила Люба.

– В бутылке вкуснее что ли? – отстаивал свое открытие Митяй. – А чтобы в нос шибало, ее ж газировать надо.

– Разве? А я-то думала, она из-под земли такая идет.

– Эх ты, думала, – снисходительно простил невежество жены Митяй и продолжил: – А я вот что думаю, Любань: застолбить бы как-то место да приладиться к выгоде какой.

– Да как же его застолбишь? Земля-то общая.

– В том-то и вопрос. Ты посмотри, тот Латыпов, о котором писали в газетке, как развернулся. Его огурцы даже в соседней области едят. Сейчас партия и правительство нам свободу дали. Хочешь, кооператив свой создай, строительством занимайся, иль мастерскую какую открой – шей, вяжи. Все можно. Люди теперь только и смотрят: куда бы пристроиться. Скоро колхозов совсем не останется.

– Как же это не останется, Мить? – не понимала политики партии из уст ее толкователя женщина.

– А так. Люди займутся кому чем нравится.

– Да как же, Мить? А хлеб-то кто станет растить?

– Кто-нибудь станет, – импровизировал экономическую концепцию Митяй. – Например, тот, кто первый приест свои запасы.