– Итак, может быть, сделаем заказ? – Она легкомысленно улыбнулась и махнула рукой в сторону доски. – Я предлагаю омлет с авокадо и креветками. Он бесподобен.
– Поймать тебе такси?
– Нет. Я пройдусь пешком. Обожаю этот город в октябре.
Стоял бодрящий осенний день, ясный и открытый всем ветрам. Через месяц уже похолодает, но пока еще тепло. Это то время года в Нью-Йорке, когда все кажется чистым, ярким и оживленным и хочется просто идти от одного конца города до другого. По крайней мере, Кассия всегда так делала.
– Позванивай мне время от времени, хорошо, Кассия? Я беспокоюсь, когда не вижу и не слышу тебя неделями. Но я не хочу навязываться.
С каких это пор, дорогой? С каких пор?
– Ты никогда не навязываешься. Спасибо за обед. Видишь, он был не так уж плох.
Она обняла его, поцеловала в щеку и пошла прочь, обернувшись на углу у светофора, чтобы помахать ему рукой.
Она дошла по Третьей авеню до Шестидесятой улицы, а потом свернула на запад к парку. Это было ей не по пути, но она не торопилась домой. Она опережала график со своей работой, и день выдался слишком хорошим, чтобы спешить уходить с улицы. Она глубоко дышала и улыбалась розовощеким детишкам, игравшим на улице. Так трудно встретить в Нью-Йорке детей, которые выглядели бы здоровыми. У них всегда либо серовато-зеленые лица глубокой зимой, либо бледные, покрытые потом в разгар лета. Весна на Манхэттене очень короткая. Но осень, с ее хрустящими яблоками и тыквами, стоящими на столах у фруктовых ларьков и ждущих момента, когда на них вырежут маски для Хеллоуина. Со свежим ветром, разгоняющим облака. И людьми, спешащими по своим делам. Жители Нью-Йорка не страдают в октябре, они наслаждаются. Они не мучаются ни от холода, ни от жары, они не усталые или недовольные. Они счастливы и веселы. Размышляя об этом, Кассия почувствовала себя превосходно.
Листья усыпали дорожки в парке и кружились вокруг ее ног. Дети, подпрыгивая на помосте, с визгом требовали еще одной поездки на пони. Животные в зоопарке поворачивали голову в ее сторону, когда она проходила мимо, а карильон начал свою мелодию, когда она подошла к нему. Кассия остановилась и стала наблюдать за матерями с детьми. Интересно. Об этом она никогда не думала. Это не для нее. Дети. Как странно было бы иметь маленького человечка рядом. Кого-то, с кем можно посмеяться, с чьего лица приходилось бы вытирать остатки шоколадного мороженого, кого нужно укладывать в кровать, почитав на ночь сказку, или обнимать, когда он взберется на твою кровать утром. Но помимо этого пришлось бы сказать ему, кто он такой, и чего ожидают от него, и что он должен делать, когда вырастет, «если он ее любит». Именно по этой причине она даже отдаленно не планирует заводить детей. Зачем поступать так с кем-то еще? Достаточно того, что она сама живет со всем этим всю свою жизнь. Нет, никаких детей. Никогда.
Карильон закончил свою мелодию, и танцующие золотые животные перестали кружиться в механическом вальсе. Дети начали расходиться или побежали к находящимся вблизи автоматам. Она понаблюдала за ними и вдруг захотела купить себе красный воздушный шар. Она купила его за четверть доллара и привязала к пуговице на рукаве. Он начал танцевать на ветру, поднимаясь высоко над ее головой, прямо к нависающим веткам деревьев, и она радостно рассмеялась. Ей захотелось бежать вприпрыжку всю дорогу до дома.
Ее маршрут пролегал мимо пруда для моделей лодок, и на Семьдесят второй улице она с сожалением покинула парк. Она замедлила шаг, ее шарик болтался на веревочке, пока она шла позади нянек, которые степенно шествовали по дорожке, толкая впереди себя огромные английские коляски, украшенные кружевами. Группа французских нянек шагала, как батальон, навстречу громко переговаривающимся английским нянькам. Как забавно видеть очевидную, но скрываемую враждебность между двумя национальными кланами. Впрочем, американские няньки презираемы и английскими, и французскими. Швейцарки и немки охотно держатся в стороне от всего этого. А чернокожих нянек, которые ухаживали бы за такими же роскошно экипированными детьми, просто не существует. Это каста неприкасаемых.
Кассия подождала, пока движение утихнет, и в конце концов очутилась на Мэдисон-авеню. Медленно прогуливаясь мимо бутиков по пути к дому, она порадовалась, что пошла пешком. Ее мысли вернулись к Люку. Кажется, прошла вечность с тех пор, как она видела его. И она так старается вести себя хорошо. Много работает, смеется с ним, когда он звонит, но что-то внутри ее сжимается в тугой узел. Небольшой, мрачный узелок тоски, и что бы она ни делала, она не может избавиться от него. Узел тяжелый и жесткий, как кулак. Как она может так скучать по Люку?
Швейцар распахнул перед ней двери, и она опустила свой шарик пониже, чувствуя себя глупо, в то время как лифтер делал вид, что ничего не замечает.
– Добрый день, мисс.
– Добрый день, Сэм.