Обдириха

Он уже было набрал воздуха и приготовился преодолеть стихию, как вдруг онемел от неожиданного ледяного прикосновения чего-то острого. Застигнутый врасплох неведомой силой, Федя почувствовал себя пойманной сразу множеством крючьев рыбой. Ледяные «крючья» поползли вниз, прочерчивая след на его бедре. Федя хотел вскрикнуть, но, открыв рот, лишь хлебнул воды и в ту же секунду ощутил, что его неотвратимо влечёт на дно какая-то жуткая сила. Собравшись с духом, он свёл лопатки и изо всех сил попытался рассечь локтями воду, при этом распахнул зажмуренные от боли глаза и взглянул вниз на то, что тянуло его на дно, и в ту же секунду обмер… Ужасная чёрная рука тощими длинными когтистыми пальцами впивалась ему в бедро, тащила за собой, притягивала, не давая вырваться, глотнуть воздуха и сопротивляться стихии. Ощущение собственного бессилия, чувство страха и омерзения перед этой неведомой жутью всецело овладели мальчиком. Он собрал все свои силы, зажмурился и рванулся что было мочи вперёд, вверх. Ему даже удалось было на мгновение вынырнуть и взглянуть по сторонам: где-то в нескольких метрах от него сражался с волнами Костя. Он был значительно выше и крепче, но, несмотря на это, как показалось мальчугану, барахтался на месте. Федя хотел закричать, но волна снова накрыла его… И вновь та же водяная мельница: дикое, неуправляемое колесо, водоворот, внутри которого ощущаешь себя песчинкой. Федя хаотично колотил по воде руками и ногами, стараясь справиться, «обежать» омут по кругу, «обогнать» стремнину воды, подобную часовому механизму, но ничего не получалось. Время перестало для него существовать в привычном измерении: ему казалось, что он очень давно пребывал в водяном плену, хотя, конечно, не смог бы долго продержаться без воздуха… Федя захлёбывался, задыхался. Вдруг у него промелькнула мысль: «Нужно выпить как можно больше воды, и тогда речка кончится; можно выпить всю речку, – и они спасутся!..»

Вновь на мгновение вынырнув, Федя увидел скользящий по серой поверхности воды солнечный луч и устремился за ним взглядом. Луч поднимался ввысь и уходил в небо. Мальчик следил за ним.

…И вдруг над лесом, над тем местом, где река делает поворот, справа, показалась лучезарная фигура отрока. Федя хотел взмолиться, взглянуть отроку в глаза и попросить о чуде, но тут его снова резко дёрнуло и с силой потащило вниз. Он скрылся под водой и, открыв глаза, обомлел: да это же коряга, старая чёрная коряга, за которую он зацепился, тянет его на дно! Сгруппировавшись всем телом, мальчик зажмурился и попытался поднырнуть под неё, но, почувствовав внезапную слабость, невольно разжал руку и чуть не выпустил ковш – последнее, что удалось сохранить из добытых трофеев.

Федя открыл глаза: мутная вода расплывалась бутылочным стеклом перед его взором. Ничто не сковывало движений; он почувствовал, что освободился, и в тот же момент неожиданно для самого себя не то подводным потоком, не то какой-то другой силой был вытолкнут на поверхность…

Жадно глотая воздух ртом, он ловил взглядом траекторию солнечного луча, вглядывался в то место за рекой, над лесом, где видел светозарного отрока, но видение исчезло.

Костя обернулся: далеко вдали сидела Юля, превратившаяся в пятно; впереди виднелся берег, до которого, казалось, уже не добраться; на обрывистом берегу замерли покосившиеся рыбацкие сараи, словно пьяные, поддерживая друг друга за серые стёганые телогрейки досок, дабы не сорваться в реку; за сараями простирались заливные луга на несколько километров. Ни единой живой души не было поблизости. Даже если они будут кричать и их чудом кто-то услышит, пока доберётся, будет уже поздно… Им абсолютно некому помочь, кроме Бога. Неужели они так и погибнут здесь?! Вот так? Какая нелепая глупая смерть: не перейдя речки, оказаться погребёнными на ее дне! Он больше не увидит маму… Она будет ждать его домой… Их будут искать. Возьмут монастырскую лодку, вызовут водолазов… Потом поднимут посиневшие, распухшие тела с обрывками одежды, зацепившейся за коряги на мелководье, где-нибудь вниз по течению, километров за шесть. Будут хоронить, забрасывать липкой холодной землёй. Вот так! Костя явственно представил себе эту картину, почувствовал неприятный земельный холод, и ему стало поистине страшно. Нет, он будет бороться!

Он выбросил руку поверх набежавшей волны, пытаясь перекрыть её, затем – другую: так изо всех сил старался преодолеть течение, приблизиться к берегу. И вдруг ему вспомнилась коварная, злая обдириха, стучащая по стеклу старой бани, с чёрной рукой, – в этот момент он даже видел её, и, клянусь, он слышал этот стук – зловещий, ритмичный, звонкий стук когтя по гладкой поверхности стекла, жуткий звук когтя обдирихи, манящей – уже его, а не Федю, – пальцем. «Нельзя, нельзя было!..» – мгновенно осенило его.

Вспомнил, вернее, увидел, как на промелькнувшей перед глазами киноленте, себя в чёрных джинсах, залихватски распахивающего ногой дверь старой бани и кричащего: «Эй, обдириха! Где ты? Выходи!»

Вот тебе и обдириха!