В то воскресное утро Алекс позвонил и предложил сходить в кино. Я пригласил его на свадьбу, потому что он хорошо знал Барбару, не единожды побывав с нами вместе на демонстрациях, но он отказался: ему нужно было готовить доклад. Теперь он его закончил и хотел развлечься. Мне тоже не мешало развеяться. Я зашел за ним, он был один. Когда я появился, он встретил меня со стаканом виски в руке и косячком в зубах, предложил и мне затяжку. Так мы и покуривали, сидя на диване. Он спросил, как прошла свадьба, я ответил, что отец Гаэль продержался, но самое тяжелое еще впереди. Понять он не мог, но допытываться не стал. Выглядел он неспокойным, непривычным, с вымученной улыбкой. Допил залпом свой стакан. Я заметил, что если мы не поторопимся, то опоздаем на сеанс, он ответил, что ему и так хорошо и лучше посидеть спокойно. Приготовил виски с колой, предложил мне снять мой дафлкот. Я расположился поудобнее, ничего не заподозрив. Он по-дурацки мне улыбался. Поставил стакан на пол и вдруг на меня набросился. Попытался поцеловать, начал лапать, я с большим трудом оттолкнул его:
– Ты чего? Совсем сдурел?
Отпихивая его, я ткнул ему в подбородок, и теперь он тер его с болезненной гримасой.
– Дурак, ты мне больно сделал.
– Я не нарочно. Что на тебя нашло?
– Я больше не могу, Поль. Мне так плохо, что сдохнуть можно. Я думаю о тебе все время, не могу работать. Ты и представить себе не можешь, что мне приходится выносить. Хватит с меня мастурбаций на твое фото.
– Ты просто псих!
– Я псих? А ты-то кто? Пытаешься закадрить лесбиянок.
– Это вранье. Я кадрю женщин, гомосексуальны они или бисексуальны. Это им решать. Для меня любовь – игра, я никогда никого не заставлял.
– Ты правда не хочешь попробовать? Один раз. Чтобы понять.
У него был такой потерянный вид, такой беззащитный, что я растерялся, а голос в голове шепнул: «В конце концов, один раз, почему бы и нет? Там посмотрим». Я сказал себе, что ничем особенно не рискую, и в то же время – не дам же я себя трахнуть, только чтобы доставить ему удовольствие.
Экспериментировать или не экспериментировать?
Не в этом ли истинный вопрос?
Заметив мое колебание, Алекс совершил грубую ошибку – положил руку мне на колено, и она медленно поползла вверх вдоль бедра, добираясь до члена. Ему бы следовало подождать, пока я решусь, я остановил его в тот момент, когда он собирался положить на него ладонь.
– Стой, Алекс, хватит! Я не хочу! Послушай, ты мой друг, единственный, ты мне как брат.
– На свете десятки миллионов гомосексуалов, легко предположить, что это не так уж неприятно.
– Но ведь с братьями не трахаются, верно?
– Ну хоть один-единственный раз?
Я встречался с Мелани в самых разных местах, у выхода с ее факультета, в «Макдоналдсе», у нее дома или даже в «Динго», иногда случайно. И мы вступали в разговор, как будто и не расставались. В основном мы общались через эсэмэски, она писала со сверхзвуковой скоростью (я, напротив, печатаю медленно, указательным пальцем) и исправляла мои орфографические ошибки, заверяя, что, даже если это не является частью терапии, все равно хуже не будет. Вначале она меня не предупредила, но я заметил, что она связывалась со мной в одно и то же время, например, когда садилась в метро на Шатле, и использовала время в дороге, чтобы поработать со мной. Часто это бывало в те часы, когда я еще спал, я слышал вибрацию мобильника, знал, что это она, делал над собой усилие, чтобы ответить, и все начиналось. Когда я удивился нашему способу общения, она ответила, что психоанализ должен идти в ногу со временем, и если бы Лакан знал, что такое смартфон и скайп или мессенджер, он бы первый стал ими пользоваться, это открывает невиданные перспективы, позволяет сэкономить кучу времени и имеет еще одно преимущество: избавляет от голосовых модуляций, пауз и других способов повлиять на собеседника, нейтральность сообщения гарантирует непредвзятость беседы. Я, который всегда задавался вопросом, что такого могут сказать друг другу люди, беспрерывно барабанящие по телефону в общественном транспорте, теперь знаю ответ.