О мифах и магии (ЛП)

Утром двадцать девятого, ровно в восемь пятьдесят девять, Гермиона стояла перед зданием Национального архива, заранее сняв пальто и перекинув его через руку, заранее убрав телефон в карман, и ждала, чтобы в здании включился свет.

Она была самой первой посетительницей архива в тот день.

Работники архива, кажется, мучились праздничным похмельем, а Гермиона поднималась на второй этаж, некстати громко топая ногами. Девушка за справочным столом уставилась на неё, щуря глаза в таком умственном напряжении, что забыла поздороваться. «Она меня узнала, — подумала Гермиона. — Здорово».

— Протоколы судебных заседаний? — выдала Гермиона вместо приветствия, ведя пальцами по краям своего читательского билета.

Девушка открыла рот, собираясь что-то сказать, помедлила и спросила:

— Который суд вам нужен, знаете?

Гермиона поколебалась.

— Наверное, Линкольнский уголовный суд. Разве что в Коукворте есть свой.

Всё с тем же потерянным видом девушка застучала по клавиатуре, подчёркнуто медленно, будто присутствие Гермионы её нервировало.

— Есть, — сказала она.

— Ну, давайте тогда попробуем его.

— Год?

— Я не знаю. — Она столько готовилась к этим вопросам, что только запуталась — никак не могла решить, ответ на какой вопрос ей хотелось знать больше всего: «когда?», «кого?» или «почему?» — Скорее всего, после семидесятого, семьдесят пятого? Наверное.

Девушка нахмурилась.

— Имя?

Гермиона снова поколебалась. Читательский билет прилип к вспотевшей ладони.

— Северус Снейп, — прошептала она.

— Как, простите?

— Северус Снейп! — Её шипение отдалось эхом. Гермиона вспыхнула, а девушка вытаращила глаза и разинула рот, теперь уже точно узнав её.

— Ясно. — Она поспешно отвела взгляд и вытащила билет из-под Гермиониной ладони. — Будет через полчаса.

— Что будет? — прохрипела Гермиона.

— Обвинительный акт.

— Только один?

— А вы надеялись, что будет больше?

Я надеялась, что не будет ни одного.

— Нет.

Девушка вернула ей читательский билет.

Следующие тридцать минут прошли в полном смятении. Гермиона ждала, чтобы документы материализовались в её ящике. Ей, нервно пританцовывающей, теребящей край рубашки, раздираемой мыслями и эмоциями в миллионы разных сторон, тридцать минут казались немилосердно долгим сроком. Она дважды вымыла руки, параноидально опасаясь, что кожный жир может погубить бумагу, то и дело крепко накручивала на пальцы ткань брюк и беспокоилась, что когда документы придут, ей захочется разорвать их в клочья. Когда её номер высветился на экране поступлений, у неё пересохло во рту, заколотилось сердце, онемели ноги.

Сделав два спокойных вдоха, Гермиона уселась за стол и положила папку перед собой. Папка казалась слишком лёгкой.

«Это ничего не изменит, — сказала себе Гермиона, проводя пальцами по корешку папки. — Это не изменит того, что произошло. Изменится только твоё знание о произошедшем».

Она раскрыла папку.

Можно было и не садиться. В папке лежала одна-единственная пожелтевшая страница. Напечатанный на ней текст был неожиданно коротким, но вот оно, его имя: Северус Снейп. Набранное этим суровым шрифтом, оно казалось таким незначительным.

Дата рождения: 9 января 1960 года. Коуквортский уголовный суд, 6 октября 1977 года.

Значит, она верно угадала его возраст… сорок четыре, почти сорок пять. «Слишком старый для тебя», — подумала она с горькой усмешкой.

Её глаза выцепили на странице самое важное, и внутри у неё всё перевернулось, ледяные ладони безвольно прилипли к столу.

И осужден за УБИЙСТВО в возрасте семнадцати лет.

Подробностей не было — ни кого он убил, ни почему, ни что именно произошло, ни сколько он просидел в тюрьме, не было даже имени убитого. Слово «УБИЙСТВО» было напечатано большими жирными чёрными буквами, будто само по себе это слово не имело достаточного веса. Гермиона не могла отвести от него глаз, казалось, ещё немного, и она упадет в эту страницу, вывалится прямо в тот зал суда и увидит Снейпа за стеклом. Семнадцатилетнего Снейпа — она представляла его себе примерно таким же, как он выглядел несколько дней назад, только ещё худее, долговязый, волосы длиннее и очень грязные. Угрюмое лицо подростка, ещё менее склонное к проявлению веселья. Немножко прыщей, наверное. И глаза… что было бы в них? Гнев или тоска? Сожаление или страх?

Знал ли он уже тогда, что что-то не так? Что чего-то не хватает? Гермионе маялась стыдом за проваленные экзамены на аттестат, а Снейп между тем сидел за убийство. И она ещё думала, что они одинаковые, с похожим происхождением, желаниями и целями.

Как же она ошибалась и как злилась на себя за это сейчас…

Почему же он не возненавидел её? Даже прислал ей рождественский подарок, сам возобновил контакт. Без объяснений, без извинений. И тем не менее, его перо по-прежнему покоилось в запертом ящике её стола, убранное подальше от Косолапки, запрятанное среди школьных табелей и драгоценностей, что подарила Гермионе перед смертью бабушка.

Гермиона ещё несколько секунд хмурилась, уставившись на слово «УБИЙСТВО».

И почему она не возненавидела его?