o f8584337f830f4e2

– Может опять, корабль сделаем?

Но Витька не захотел:

– Лучше пока в подъезде укрыться. Минуток на десять. На всякий случай. Мало ли

что…

Мы укрылись в Женькином. И правильно сделали. Только спрятались, слышу –

Марина кричит из окна:

– Алька, марш домой!

Мы молчим.

Она снова:

– Александр! Домой немедленно! Кому говорю!

А я не пошел. Да и не высунулся из подъезда! Потому что опять примчался

солнечный дождик! Вон как припустил! Большие капли, словно ягоды, сыплются с неба,

скачут по синему асфальту…

Обида

Котька Василевский снова поднялся со стула, снова посмотрел на часы. И снова

сказал очень нерешительно:

– Ладно… Я, наверно, пойду.

Алька ничего не имел против: Котька надоел ему до чёртиков. Но Алька стеснялся

так вот просто взять и сказать: "Ладно, иди". Ему казалось, что высокий и серьёзный

Котька сразу разглядит через очки Алькины тайные мысли. И Алька скрепя сердце опять

предложил:

– Посиди ещё. Может, она скоро придёт.

Котька поспешно согласился и вновь сел на стул ждать Марину. Он пришёл к ней,

чтобы взять какуюто книжку, но Марина застряла на репетиции в драмкружке.

Алька уже кончил делать уроки. Он старательно, по складам, прочитал в букваре

заданный на дом рассказ из двух строчек. В рассказе говорилось, как мама мыла Лару.

Покончив: с этим делом, Алька сел к окну и стал читать "Приключения Тома Сойера".

Но Котька мешал Альке. Правда, сидел он тихо, но зато иногда печально вздыхал.

Эти вздохи раздражали и смущали Альку: будто он был виноват, что Котьке скучно.

Алька отложил книгу, с тихой яростью покосился на Котьку и стал думать, чем

занять его. Чтобы не вздыхал…

Он наконец придумал. С нижней полки на этажерке, изпод стопки книг, Алька

вытянул и грохнул на пол пыльный плюшевый альбом.

– Во, смотри. Тут фотокарточки разные.

В альбоме сначала шли снимки маминых бабушки и дедушки. Эти карточки были

тяжёлые и толстые, как авиационная фанера. Внизу их украшали оттиснутые золотом

медали с какимито царями и орлами. Потом в альбоме были карточки Алькиного папы,

совсем маленького, на деревянной лошадке; Алькиной мамы в пионерском галстуке… В

общем, много чего там было…

Пока несчастный Котька вежливо и уныло разглядывал Алькиных прабабушку,

прадедушку и папу на лошадке, Алька читал спокойно.

И вдруг стало удивительно тихо. Котька уже не шелестел листами и даже не вздыхал.

Он дошёл до последних страниц альбома. Там Котька увидел снимок Марины. Марина

сфотографировалась совсем недавно. Изпод вязаной шапки чёлка торчит, глаза

прищурены. А на губах улыбка…

– Алька, – сказал Котька, будто между прочим, – ты бы дал мне эту карточку,

Алька…

– Зачем? – удивился Алька.

Котька поправил очки и чтото пробормотал. Но потом увидел, что Альке этого мало,

и стал объяснять:

– Видишь ли… У нас в классе к празднику стенгазета выйдет. А в ней статья будет –

"Наши активисты". Мы туда снимок и прилепим. Марина ведь знаешь какая активная!..

– Активная, – сумрачно согласился Алька. – Ято знаю. Пронюхает, что я карточку

отдал, тогда мне от её активности житья не будет. Ты уж сам у неё проси.

– Нет, – сказал Котька. – Это надо сделать, чтоб ей сюрприз был. А альбом ты сунь

пока подальше, чтобы она не увидела.

Алька молчал.

Котька тоже молчал. Потом он полез в карман и достал серебристый самолётик,

сделанный из расплющенной алюминиевой проволоки.

– Хочешь, подарю?

– А я тебе карточку? – язвительно спросил Алька.

Котькины уши порозовели. Но он сказал:

– Ты, очевидно, жуткий эгоист: ты не хочешь, чтобы твою сестру увидели в газете.

В Алькиной душе вдруг шевельнулись угрызения совести. Ведь Марина и вправду

его сестра, а он не хочет, чтобы она прославилась.

– Тогда забирай просто так, – сказал он со всей решительностью. И покосился на

самолёт. У самолёта были стремительно откинутые крылья, красивые, хоть совсем

маленькие.

– Отлично, – обрадовался Котька и заторопился уходить. – А самолёт ты бери. Тоже

просто так. Согласен?

И Алька сказал:

– Согласен.

Это случилось недели через две. Марина пришла из школы какаято слишком

радостная. Будто сразу тря пятёрки притащила. Она всё равно, конечно, старалась быть

серьёзной, но иногда забывала. Тогда губы её начинали улыбаться, а ноги даже чутьчуть

пританцовывали. Когда садились обедать и Марина принесла на стол вместо хлеба банку с

фаршированным перцем, мама забеспокоилась:

– Ты определённо больна. Что с тобой?

Мама работала старшей медсестрой в поликлинике и .поэтому, наверное, всегда

боялась болезней.

– Нет, – понял папа, который был человеком проницательным. – В ней просто бурлит

тайная радость. Но интересно, почему?

Марина изо всех сил постаралась насупиться.

– Да ну их… этих дурней из редколлегии.

Написали в стенгазету чушь какуюто… Называется "Наши активисты". И про меня

там нагородили…

– О, поздравляю! – сказал папа.

– Да, тебе смешно, а мнето нет. Расписали так, что неудобно даже. Будто уж я такая

хорошая. Лучше всех!