грибками делать? От солнца под ними прятаться? А зачем от него прятаться, от солнца?
Лучше бы сделали гигантские шаги или большие качели.
Но этот гриб нам пригодился. Женька придумала:
– Давайте корабль сделаем! Море есть, берега есть! – И показывает на лужу. А лужа
синяя, будто и правда море. Тучки в ней плывут.
Мы перевернули гриб совсем вверх тормашками, и он оказался в луже. Совсем как
лодка с мачтой, только квадратная, Женька первая влезла в эту лодку, а потом спрашивает:
– А не влетит?
– За что? – говорит Валерка. – Он еще даже и не крашеный.
И мы будто поплыли. Пошевелишься
чутьчуть, и наш корабль качается. Вода под
ним плещется. Качнешься сильнее – сильнее
– брызги летят!
– Давайте шторм делать! – закричал Валерка. Ну, мы и принялись раскачиваться.
Такой шторм получился!
Вдруг ктото как заорет:
– Это как называется!
Я чуть за борт не свалился. Смотрю, а перед нами Марина стоит, моя сестра. Она в
девятый класс перешла, такая вся из себя взрослая. А рядом Котька Василевский, из ее
класса. Кричалато, конечно, Марина.
– Марш, – говорит, – отсюда! Люди трудились, сколачивали грибок, а вы что делаете!
В это время во двор пришел Витька Капустин с футбольным мячом. Мяч намокший,
тяжелый. Витька его за шнурок нес.
Покачал он мячом и спрашивает:
– Что, Алька, опять тебя воспитывают?
А Марина:
– Ты, Капустин, пожалуйста, не вмешивайся.
– Я и не вмешиваюсь. Воспитывай.
Марина снова взялась за нас:
– Вылезайте сию минуту! Ну!
Я на всякий случай вылез. И Женька. А Валерка стал перебираться через борт,
зацепился сандалией и шлепнулся на живот. Встал и улыбается. Только совсем уже не
весело улыбается, потому что вся его белая майка заляпана грязью.
Женька говорит:
– Ой…
А я Марине:
– Изза тебя!
Она плечами дернула и отошла. Валерка потер пальцем грязное пятно на майке и
перестал улыбаться. Женька вздохнула: "Беда с вами". Взяла его за руку.
– Пойдем к нам, выстираю… Пошли, Алька!
Но я с ними не пошел. Я остался смотреть, как длинный Котька Василевский будет
вытаскивать из лужи гриб. Его Марина заставила.
Он долго вытаскивал, и я все ждал, что он вымажет свою белую рубашку. Но он не
вымазал, он очень аккуратный. Вытащил наш корабль на сушу и подошел к Марине.
Довольный такой, будто подвиг совершил. Они остановились у нашего тополя и стали
разговаривать.
Мне так обидно сделалось! Была хорошая игра, а они пришли, все испортили. Это
потому, что Марина перед Котькой всегда показывает, как она меня в строгости держит. А
он слушает да очкастой головой покачивает. Нет, чтобы хоть раз заступиться, как
мальчишка за мальчишку.
– Витька, – говорю я Капустину, – ты вон в
того длинного, в очках, мячом попал бы отсюда?
Витька глянул, прищурился.
– Запросто.
– Ну, попади, – я толкнул мяч к его ботинкам.
– Чтоб заработать по хребту? Умный ты больно…
Я сделал вид, что мне просто ужасно смешно:
– Что ты, Витька! Котька никогда не дерется! Он знаешь какой воспитанный! Даже
не ругается никакими такими словами!..
Витька говорит: –
– Катись давай…
– Боишься?
Витька плюнул в лужу.
– На «слабо» дураков ловят.
Я вздохнул, покатал мяч ногой, говорю опять:
– Я бы и сам пнул, только у меня удар левой не отработан. А на правой палец болит.
Я на тебя так надеялся…
Витьку наконец задело.
– Чего тебе этот Котька сделал? Напинал, что ли?
– Ха, "напинал"! Он и не умеет… Так, личные причины.
– Аа, – сказал Витька. Посмотрел, открыта ли дверь в подъезде, потом опять
прищурился, на Котьку глянул. И говорит:
– Отвечать будешь ты.
– Буду я.
Он отошел, разбежался и каак вдарит! Мяч даже зашипел в воздухе. И влепился!
Только не в Котьку, а в ствол нашего тополька, между Котькой и Мариной.
И на них с листьев – целые миллионы капель!
Марина, конечно, в крик:
– Хулиганы! Алька, вот увидишь, дома тебе достанется!
Ну и пусть. Она всегда так кричит. Воспитанный Котька показал нам кулак и стал
чтото говорить Марине.
Я поглядел на Витьку, а он стоит злой и ни на кого не смотрит. Конечно, обидно же:
хвастал, что в Котьку попадает, а попал в дерево.
Мне его жалко стало. Я говорю:
– Ты, Витька, молодец. Правильно, что в тополь засадил. Сразу двоих окатило.
У Витьки лицо такое сделалось, будто он хотел заулыбаться, но сдержался.
– Конечно, Алька, правильно. Рубахуто зачем ему портить. Небось не сам покупал, а
родители.
Я говорю:
– Конечно.
А Марина с Котькой в это время стоят и о чемто спорят. Он ее за руку взял, а она
руку вырвала. Я услыхал:
– Куда теперь в таком виде!
Котька рукой махнул:
– Ерунда. Обсохнем.
– Тебе ерунда, а у меня искусственный крепжоржет, он от дождя тут же садиться…
Сейчас я ему!
Это уже не крепжоржету, а мне. Или Витьке. Обоим.
Я говорю:
– Не догонишь!
Котька еще чтото хотел ей сказать, а она повернулась и пошла домой. Котька
подумал, дал по нашему мячу изо всех сил, и за Мариной.
Витька меня спросил:
– Попадет домато?
– Поживемувидим…
Тут во двор выскочили Женька и Валерка. Валерка сияет весь, как солнце, которое в
асфальте отражается. Майка на нем чистая и даже сухая – видать, утюгом сушили.
Женька говорит: