o c24ec28d571a6d65

Визирь нахмурился, и повернулся к возкам: «Что там еще!»

Федосью – с подбитым глазом, в одной рубашке, - толкнули к его ногам. «Эта сучка в возке

пряталась, Башара застрелила, и нас всех исцарапала по дороге», - выругался воин,

рассматривая свежий укус на руке.

-Смелая русская, - Карача поднял носком сапога испачканное, залитое слезами лицо. «Она

красивая, - добавил он, рассматривая Федосью. «Ты, чья жена? - спросил он громко,

подбирая русские слова.

«Господи, - подумал Кольцо, не открывая глаз, - ну пусть молчит. Пусть скажет, что из

дружинников кого-то. Что я погибну - сие ладно, но ведь если она проговорится, не пощадят

ни ее, ни дитя».

Федосья молчала.

«Молодец девочка», - успел подумать атаман и опять потерял сознание.

-Вы убили его уже, - хмуро сказала Федосья, уткнувшись лицом в землю. «Вон, - она

показала рукой, - там он лежит».

-Врешь, - протянул Карача. «Врешь, русская. Как мы сюда ехали, так мои воины с вашими

разговаривали. Ваши воины и рассказали, что атаман Кольцо в Сибирь молодую жену

привез». Он достал кинжал и наклонился над Кольцом: «Вот сейчас и проверим». Карача

усмехнулся, и, положив руку Ивана на землю, одним движением отрубил большой палец.

-Нет! – отчаянно закричала Федосья. «Нет, не надо!»

-А вот и вода не понадобилась, - ласково сказал Карача, глядя в помутневшие от боли,

открывшиеся глаза Кольца. «Сейчас Иван нам расскажет, где Ермак».

-Разденьте ее, - кивнул он на Федосью. Воины стали стягивать с пинающейся, отчаянно

кричащей девушки рубашку.

«Господи, - подумал Кольцо, - ну только б не заметили. Там и не видно пока ничего. Коли

узнают – не пощадят ведь».

-Я прошу вас, - заплакала Федосья. «Не трогайте меня, я дитя ношу». Она встала на колени.

В свете факелов ее глаза казались двумя бездонными, наполненными сиянием колодцами.

-Атаманово дитя значит, - Карача усмехнулся. «Давно я хотел посмотреть, как оно выглядит.

Вот сейчас живот тебе распорю, и отродье его сапогами топтать буду».

Кольцо почувствовал, как на щеку сползает единая, быстрая слеза, и проговорил: «Оставь

ее. Я скажу, где Ермак».

-Ах, вот как ты заговорил, - наклонился к нему Карача. «Смелый атаман, - визирь выругался.

«То тебе не детей грудных резать, Иван. Где же он?»

-На запад пошел, - стиснув зубы, сказал Кольцо. «Там сила наша большая идет, из-за гор,

Ермак встречать их поехал».

-Ну-ну, - Карача прошелся вокруг него и обернулся к одному из воинов: «Следы проверили?»

-Да, на запад ведут, - ответил тот.

«Молодец Ермак Тимофеевич, - подумал Кольцо, - все сделал так, как мы говорили. Теперь

надо их увести отсюда, хоша у атамана и бойцов много, но все равно – незачем ему

рисковать».

-Сколько народу сюда идет? – резко спросил Карача.

-Тысячи, - Кольцо устало закрыл глаза. Обрубок пальца все еще болел – резкая, острая,

пульсирующая боль.

-Уведите ее, - Карача показал на Федосью. «Свяжите ее, как следует, и в возок киньте».

Девушка вдруг вырвалась, и, оттолкнув Карачу, встала на колени рядом с мужем. «Ваня, -

всхлипнула она.

-Не надо, - Кольцо улыбнулся, - слабо. «Дитя сохрани, - шепнул он. «Все, прощай,

Федосеюшка».

-Ваня, - она плакала и крупные, горячие слезы падали ему на лицо. Кольцо увидел, как ее,

толкая, отводят к возкам и внезапно вспомнил, как ударил жену – ни за что.

-Ну что я за дурак был», - горько подумал он, а потом над ним раздался холодный голос

визиря: «Кончаем с ним и уходим, мне надо Кучуму доложить о русском войске».

Она лежала и беспрестанно, не останавливаясь, терла друг о друга запястья, скрученные за

спиной грубой веревкой из конского волоса. Федосья почувствовала, как горит нежная кожа,

и, закусив губу от боли, подумала: «Если я выпрыгну, сразу заметят. Надо до привала

освободиться, там они есть будут, пить, тихо в степь уйду, и не увидят меня. Даже и без

лошади можно, Тобол мы пересекли, он за спиной, на закат буду идти, и Ермака

Тимофеевича встречу. Наверное.

А если не встречу? Вона, матушка со мной в перевязи через Большой Камень шла, и я тако

же – тут он невысокий, не страшно. Доберусь до Волги, а там и до Москвы".

Возок, дернувшись, остановился, полог откинули, и Федосья, едва успев свернуться под

тряпками, услышала голос Карачи: «Ну что, русская, я воды тебе принес!». Она

почувствовала на лице ледяные капли, и жадно облизала губы.

Карача стоял над ней, снимая халат.

-Нет! – забормотала Федосья. «Нет, не надо!».

-Как это не надо? – удивился визирь, и, нагнувшись, посмотрел ей за спину. «Веревки снять

хочешь?» - усмехнулся он. «Так не получится у тебя», - он еще крепче стянул ей руки

арканом, и быстро развязал ноги.

-Вот что, русская, - спокойно сказал визирь, ставя ее на колени, - ты, если хоть дернешься, я

тебя воинам своим отдам. Их тут более двух сотен, как раз до ханского становища тебя им

хватит. А потом в реке утопят. Ну, рот открывай!

-Куда вы меня везете? – спросила Федосья, пытаясь отвернуться, сжав губы. Карача ударил

ее сначала по одной щеке, а потом – по второй. Голова загудела от боли.

-Хану Кучуму, - сказал он, раздвигая толстыми, грязными пальцами ее губы. «Он решит, что

с тобой делать».

Федосья почувствовала, что ее сейчас вырвет.