o c24ec28d571a6d65

- Василиса! – ахнула Федосья, и сунув ноги в меховые сапожки, быстро выбежала на улицу.

«А ты иди к батюшке Никифору, - обернулась она к Григорию, - подыми его, пущай царские

врата открывает».

Тот только кивнул, и вдруг сказал: «Еще случится что!».

- Ничего не случится, - твердо сказала Федосья, посмотрев в слабо, по-зимнему,

светлеющее небо.

Василиса расхаживала по горнице, держась за поясницу, чуть постанывая.

- Ты воды-то согрела? – озабоченно спросила Федосья, скидывая душегрею.

- Да конечно, - сказала девушка, и тяжело задышала. «Встала-то до рассвета еще, Григорий

Никитич на охоту собрался, накормить его надо было, потом сходила на реку, шесть ведер

принесла, тесто замесила, и на тебе, - она поморщилась. «Ты каравай-то поставь, печка у

меня еще с вечера затоплена».

- Ты, может, сядешь? – Федосья взяла ее за руку и почувствовала, как Василиса сжала ее

пальцы – сильно.

- Так вроде легче, - девушка оперлась на стену и мгновение подождала. «И матушка, верно,

не доедет – вон, пурга какая вечером была, так и свистел ветер».

- Часто идут-то? - Федосья засучила рукава и потянулась за горшком с тестом.

- Сейчас уже да, - Василиса стала крошить оттаявшую в избяном тепле рыбу. «Давай еще

пирогов напечем, Григорий Никитич до них большой охотник».

- Давай-ка мне нож, - вдруг велела Федосья. «Ты хлебами лучше занимайся, еще схватывать

тебя будет, так порежешься».

Ставня стукнула.

Федосья высунулась в окно, и велела: «Ты иди, куда хотел, все хорошо у нее».

Григорий Никитич вздохнул и робко попросил: «Пусть на двор-то выглянет».

Василиса, с испачканными тестом руками, как была, с непокрытой головой, выбежала из

сеней, и Гриша, прижав ее себе, чуть обняв за живот, сказал на ухо жене: «Люблю тебя».

Она встала на цыпочки и, поцеловала его в губы – долго. « А ну иди в горницу, - строго

велела Федосья с крыльца. «Вон, мороз, какой!»

Крепостца просыпалась – были слышны мерные удары била на церковном дворе, скрипели

калитки, кто-то уже взялся за топор, вниз, к Туре, по обледенелому склону заспешили

девушки с пустыми ведрами и стопками белья.

- И к заутрене не сходим, - болезненно вздохнув, сказала Василиса, укладывая рубленую

рыбу на тесто.

- Ничего, - Федосья подхватила противень с пирогами, - заутреня каждый день, а рожаешь-то

раз в год, коли на то Господня воля. Успеешь еще помолиться.

Девушка вдруг ахнула и пощупала свой сарафан. «Ну вот, теперь избу мыть придется,

хорошо еще, что я воды вдосталь принесла», - сказала грустно Василиса, глядя на лужу, что

растекалась по полу.

- Я помою, - Федосья устроила подругу на лавке. «А ты сиди уже, ради Бога, ежели воды

отошли, так и родишь скоро. Холсты есть у тебя?»

- Там, в сундуке, - указала Василиса и слабо улыбнулась: «Те, что мы с тобой еще опосля

Успения ткали». Девушка потянулась за рубашкой и озабоченно сказала: «Починить надо, с

вчера еще лежит».

Федосья подняла Василису с лавки и расстелила под ней грубый, крапивного полотна холст.

«Ничего, - сказала старшая девушка, - следующей весной уже лен посеем, да и Волк

обещался овец с юга пригнать, с шерстью будем. А эти отстираешь в проруби, кровь

холодной водой хорошо смывается».

Василиса сидела с широко раздвинутыми ногами, молча, зашивая рубаху, глядя на то, как

Федосья, подоткнув подол, трет дресвой пол. «Ну, все, - девушка окунула руки в горячую

воду и сказала: «Дай глянуть-то».

- Боюсь, - вдруг пожаловалась Василиса. «Матушка к Ыленте-Коте ходила, да и ты тоже, а

так..., вдруг еще случится что».

-А ты помолись Богородице, - сердито сказала Федосья, ощупывая живот. «И муж твой

батюшку попросил, царские врата раскрыли, я вон у сундуков все крышки подняла, все

хорошо будет.

Василиса опустила красивую, с расплетенными темными косами, голову и что-то зашептала.

Дверь из сеней приоткрылась, впустив свежий, морозный воздух, и порыв пурги.

Аграфена Ивановна всунулась в горницу и спросила: «Может, помочь чем?». Федосья

смешливо глянула на девушку и махнула рукой: «Иди, сами справимся, уже скоро».

- Ну, дай Господь, - Аграфена перекрестилась, сверкнув темными, узкими глазами. «Зовите,

ежели что, я тут рядом».

- Сейчас родишь, - улыбнулась Федосья, глядя на вцепившуюся в ее руки девушку. Василиса

сползла с лавки, и глянула вниз: «Что это?»

- Головка, что! – сердито сказала Федосья, оборачивая руки холстом. «Ты сейчас не

торопись, а то мужик твой потом не порадуется, коли разорвешься». Василиса задышала –

часто, будто собака в жару.

- Вот, - Федосья вывела головку на свет, и улыбнулась: «Волосы-то русые, а глаза твои –

раскосые. Сейчас плечики пойдут, терпи».

Василиса, застонав, спросила: «Парень или девка?».

- Родишь, дак узнаешь, - старшая девушка аккуратно, нежно потянула дитя к себе. Оно

выскользнуло на свет – большое, крепкое, и сразу же закричало – требовательно и громко.

- Парень! – улыбнулась Федосья, вытирая мальчика. Тот разлепил темные, материнские

глаза, и опять закричал. «Громкий ты мой, - сказала Василиса ласково, протягивая руки,

устраивая дитя у груди.

- Ты сиди пока так, - велела Федосья. «Я тебя потом медвежьим жиром с травами смажу, и