Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

«Как будто у них в животе то, что не побывало во рту».

МАТЕМАТИКА «Когда число слушателей меньше одного, я отменяю лекцию», —

говорил А. Есенин-Вольпин. В университете нам, второсортным отделениям —

античникам, восточникам, славистам — русскую литературу второй половины XIX

века читал А А Сабуров, автор книжки о «Войне и мире». Читал он так, что от раза

к разу аудитория пустела. Он, бросая взгляд с кафедры, изящно говорил: «Наш круг

час от часу редеет?..* Наконец, в амфитеатре оказался только один слушатель (это

был я) — отменил ли он лекцию, я не помню. Потом в блоковском «Литнаследстве* я

прочитал дарственный инскрипт Блока Андрюше Сабурову, одиннадцатилетнему: он

был племянникам Метнеров. А мы и не знали.

Миф «Война с Телефом перед Троянской войной — это что-то вроде

финской кампании», — сказал И. О.

Мысль изреченная есть ложь, но из этого еще не следует, что мысль

неизреченная есть истина. «Между пифагорейцами, которые

умели познавать и молчать, и Аристотелем, который умел

говорить и сообщать познанное, за спиною у Платона, который

с героической безнадежностью бьется вместить в слово

160

Ill

полноту молчания, стоит Сократ, который умееггумолкать —

подводить словами к молчанию, передавать труд от повитухи-речи

— роженице-мысли».

Ты помнишь, жаловался Тютчев:

Мысль изреченная есть ложь? Ты не

пытался думать: лучше Чужая мысль,

чужая ложь... ..Л было в жизни много

шума, Пальбы, проклятий, фарсов,

фраз, Ты так и не успел подумать, Что

набежит короткий час, Когда не

закричишь дискантом, Не убежишь, не

проведешь, Когда нельзя играть в

молчанку, А мысли нет, есть только

ложь.

И. Эренбург, 1957

Минута (когда все встают со стульев: «конский пиетет», выражался молчания

Розанов) в I960—1990-е гт. в среднем длилась 20 секунд.

В «Затмении» Антониони незабываемая минута молчания среди

биржи длилась все-таки 30 секунд. Когда в античном секторе ИМЛИ

мы поминали ушедших, то я никого не поднимал с мест, но за

полнотой минуты следил по секундной стрелке. Со стороны это

должно было выглядеть отвратительно, но время ощущалось не

символическое, а настоящее.

Матрешки стали вырабатываться в России с начала XX в. по японскому образцу, первым взялся за это и дал им название один из учеников Поленова.

Метонимия в строке Мандельштама «Зеленой ночью папоротник черный» —

простейший обмен красками создает устрашающий эффект. Его

тянуло к этой гамме, ср.: «И мастер и отец черно- зеленой теми».

Minorities «В Америке негры и евреи борются за место морально-при-

вилегированного меньшинства; а когда изобрели ликвидацию

глухонемоты дорогостоящим вживливанием аппаратика в череп, то

союз глухонемых протестовал против попытки оторвать

человечество от сокровищ культуры глухонемых». (Слышано от Т.

Толстой.)

Миссия Самое знаменитое место Вергилия в VI кн.: «Другие будут лучше ваять

статуи и расчислять звездные пути, твое же дело, римлянин: править

народами», потому что к этому ты лучше приспособлен, чем другие.

У Киплинга из этого вышло «Бремя белых» (ср. БРЕМЯ), а у

Розанова: «Немцы лучше чемоданы делают, зато крыжовенного

варенья, как мы, нипочем не сварят». Щедрин (в «Благонам. речах») выразился еще ближе

161

З А П И С И

и

в ы п и с к и

к первоисточнику: «Грек — с выдумкой, а наш — с понятием». Правда, у него «наш»

— это Дерунов.

Мессианство «Весьма ненавидят разговаривать о настоящих делех, всегда говорят о

предбудущих, редко о прешедших» (Кантемир, утешное критическое описание

Парижа и Французов, с итал.).

Молоко

Водку с молоком пил А. Разоренов (Белоусов, ЛМ, 25).

Мемуары Вечер был чудный, мягкий, теплый, душистый. Полная луна кидала свой свет

блестящей полосой по морю, и поверхность воды искрилась жемчужными

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии