Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

натюрморт и сказал: пожалуйста. Д притворяясь, что все

остальное мне понятно, спросила.• А сколькими пальцами

играть? — Конечно, как при Бахе. — Откуда-то я вспомнила,что восемью, но это оказалось очень трудно, потому что я

загибала не большой палец, а безымянный. Когда натюрморт

кончился, оказались обыкновенные ноты Но я рано

обрадовалась: эти ноты были вишни, и если ближние можно

было сыграть, то дальние никак Я придумала, наконец, и

клавиатура стала круглой, так что дальние ветки оказались

внизу. Но на следующей странице появилась уже гроздь — не

то винограда, не то сирени, бесконечно многомерная. В

отчаянье я отрываю руки от клавиш и шевелю в воздухе — и

звучит неимоверная, божественная трель. Это телефонный

звонок

Катарсис И. Бабель к А. Слоним 26 дек. 1927: «Мой

отец лет 15 ждал настроения, чтобы

пойти в театр. Он умер, так и не побывав

в театре».

Канонизация При отборе в классики XIX в. в 1920-е годы

чаще спрашивали «а ваши кто

родители?», а в 1930-е — «чем

занимались вы до 1917 года?»

154

Ill

Каракатица — о Горьком в «Сумасшедшем корабле»: «...не

хлопотал о собственной биографии, не

подчищал с осторожностью каждый

жест, чтобы привести его в согласование

с предыдущим, не выбрасывал скепсис

перед каждым явлением, чтобы дать воз-

можность и в рюмя своему суждению

отстояться...»

«Кирилов вам нравится только потому, что он тоже

заикается», — сказала Р. Я перечитал

главы о нем: нет. Пьет чай, забавляет

дитя мячом, благодарен пауку на стене,

говорит «жаль, что родить не умею».

Уверяют, будто Достоевский обличал:

«Если Бога нет, то все дозволено, и

можно убивать старушек»; нет, самый

последовательный

атеист

у

Достоевского утверждает своеволие,

убивая себя, а не других, и не затем,

чтобы другие тоже

155

З А П И С И

и

в ы п и с к и

стрелялись, а чтобы оценили себя, полюбили друг друга и стали

счастливы. И уважает Христа, который (понятно) в Бога тоже

не верит, но учит добру. Такой его Христос похож не только на

горьковского Луку, но и на Великого инквизитора: после этого

понятнее, почему Христос его поцеловал.

Кстати

«У кого Бог в душе, тому все дозволено» — смысл надписи Б.

Пастернака к дочери Л. Гудиашвили ок1959 (восп. В. Лаврова, ОГ 14 03 96). Вот тебе и нигилизм.

Кукольник

его романс «Как сон неотступный и грозный...» («Я

стражду!..»), скрестясь с некрасовским трудовым амфибрахием

«Мороза Красного носа», породил «Армению» Мандельштама:

«Как бык шестикрылый и грозный...»

Кутерьма Кухня

— от тюркского кютерьмек, обряд при выборах хана, когда его

поднимали на войлоке, как на щите. Теперь мы знаем эти-

мологию политических событий.

Когда в МГУ приезжал Якобсон, Ахманова из тревожной ос-

Культура

торожности представила его: «Американский профессор Р.

Джекобсон». Як. начал: «Собственно, меня зовут Р. О. Я., но

моя американская кухарка, точно, зовет меня м-р Джекобсон».

Дочери была нужна нервная разрядка, она пошла в магазин и

«Культура

встала в очередь. Сказала соседке: «Крыса!» Та ей: «А еще в

зависти»

очках!» Пришлось ответить: «Сама культурная!» — и та

Киллер

смолкла.

выразился X. Смит о помехах перестройке.

Романист в «Московском листке» за каждое убийство брал

Класс

сверх гонорара 50 рублей, а за кораблекрушение с тысячей

жертв просил по полтиннику, но тут Пастухов его прогнал (НЖ

171, 263).

Комментарий

Гражданская война началась и кончилась крахом классового

чувства перед национальным: началась чехословаками, а кон-

Континуум

чилась Польшей.

— для какого читателя? Давайте представим себе комментарий

Компромат

к Маканину, написанный для Пушкина.

по-русски — «сплошняк».

(Дн. М. Шкапской, 1939): Вал. Герасимова сказала: опять нач-

нут обливать друг друга заранее заготовленными помоями. М.

Левидов ей: в английском языке есть 86 синонимов драки,

156

Ill

но нет помоев. — А. С. Петровский говорил, что, когда его хва-

лят, ему кажется, что его обливают теплыми помоями (Мин.

6,31).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии