математические работы?» — «Мы носили их к такому-то большому математику (я забыл, к
какому), он читал их неделю, вернул и сказал: лучше никому их не показывайте». Кажется, их
потом показывали и другим большим математикам, и те отзывались с восторгом, но как-то
уклонялись от ответственности за этот восторг.
«Хлебников терпеть не мог умываться: просто не понимал, зачем это нужно. Поэтому всегда
был невероятно грязен. Оттого у него и с женщинами не было никаких романов». По складу
своего характера Бобров обо всех говорил что-нибудь неприятное. «И Аксенова женщины не
любили. Он был тяжелый человек, замкнутый, его в румынском плену на дыбе пытали, как при
царе Алексее Михайловиче. Книгу его "Неуважительные основания" видели? Огромная,роскошная; он принес рукопись в "Центрифугу", сказал: "Издайте за мой счет и поставьте вашу
марку, мне ваши издания нравятся; я написал книгу стихов "Кенотаф", а потом увидел, что у
вас стихи интереснее, и сжег ее». (Не ошибка ли это? Судя по письмам Аксенова, они в это время
были знакомы лишь заочно.) «Так вот, "Основания" он написал для Александры Экстер,художницы, а она его так и не полюбила. А потом для Любови Поповой, художницы, он устроил
у Мейерхольда постановку "Великодушного рогоносца", ее конструкции к "Рогоносцу" теперь
во всех мировых книгах по театру, а она его так и не полюбила». Мария Павловна, жена
Боброва, переводчица, вступилась; ее прозвище было «белка», Лапин ей когда-то посвятил стихи
с геральдикой: «Луну грызет противобелка с герба неложной красоты; но ты фарфор, луны
тарелка, хоть и орех для белки ты...» Бобров набросился на нее: «А ты могла бы?» — «Нет, не
могла бы».
Поэт Иван Рукавишников, Дон-Кихот русского триолета, был алкоголик последней степени:с одной рюмки пьян вдребезги, а через полчаса чист, как стеклышко. Наталья Бенар (та,которая, когда умер Блок и все поэтессы писали грустные стихи, как у них был роман с Блоком,одна писала грустные стихи, как у нее не было романа с Блоком), — Наталья Бенар носила
огромные шестиугольные очки — чтобы скрыть шрамы: какой- то любовник разбил об нее
бутылку. («Спилась из застенчивости», — прочитал я потом о ней у О. Мочаловой.) Борис Лапин
(«какой талантливый молодой человек был!»), кажется, был в начале кокаинистом. Вадим