o 18466e8fb342a663

пообещав доставить мотоцикл в лесничество.

Пожилая фельдшерица, дежурившая в этот вечер, вдоволь поахав, отмыла мои лицо и руки

под краном от дорожной пыли. Смазав ссадины йодом, повесила больную руку на

перевязь. От резкого запаха нашатыря в глазах брызнули искры, но в голове прояснилось, утих звон в ушах.

- У вас вывих плечевого сустава, мне его не вправить - не хватит силы.

Женщина быстро писала.

- Поедете в Холмск, в больницу… Вот вам направление. Езжайте прямо сейчас, пока плечо

не отекло.

Глава 13

Холмск лежит за перевалом в пятнадцати километрах от Семиречья. Поймав вёзший

пустую бочкотару в Холмск попутный грузовичок, я попросил меня подвести. В кабине

ехала женщина-экспедитор, и мне пришлось сидеть в кузове на полу, крепко втиснувшись

в угол между деревянными бортами. Ноги упирались в пустые бочки, на каждом ухабе я

охал от боли.

Дежурный хирург, пожилой кореец с волосатыми мускулистыми руками, осматривал меня, не вынимая сигареты изо рта. Долго ощупывал повреждённое плечо и, убедившись, что

вывиха нет, а лишь разорваны соединяющие ключицу с рукой связки, смачно хлопнул

ладонью по спине:

- Поживёшь ещё, если, конечно, пить будешь поменьше.

Медсестра вколола новокаин и наложила йодистую сетку на сустав. Примотав согнутую в

локте руку бинтом к туловищу, помогла натянуть штормовку. Хирург удовлетворённо

окинул меня взглядом - левая рука плотно прибинтована к туловищу; выгоревшая добела, пропотевшая энцефалитка, рукав болтается; гримаса боли на бледном, несмотря на загар, похмельном лице; грязные от падения и поездки в кузове волосы торчат в разные стороны.

Видок – тот ещё!

Круглое лицо эскулапа озарила довольная улыбка. Он прикурил очередную сигарету и

протянул мне справку.

- Десять дней – покой! Будет болеть, принимай анальгин.

Знакомых в Холмске у меня не было, за исключением лесника Михалыча, но разве его

сейчас отыщешь. Надо было как-то добираться до посёлка.

Небо уже потемнело. Шум прибоя как будто усилился. Приближался шторм, частый здесь

гость в осеннюю пору. На автобусный билет денег не было, но я особо не переживал,

надеясь дойти до посёлка пешком или доехать на попутке.

«А там ребята, - через силу улыбнулся я, - в беде не бросят! Всего пятнадцать километров, ещё не холодно, доберусь… Не ждать же до утра автобус».

*

Я бодро зашагал по центральной улице городка вверх, в сторону Южно-Сахалинского

перевала, по направлению к Семиречью.

Двух и трёхэтажные каменные постройки, отличительная особенность центра

провинциального городка, стали встречаться реже, а потом и совсем исчезли. Их места

заняли спрятанные за дощатыми заборами тёмные домишки с потухшими окошками.

Людей на улице почти не было.

«Раненько тут укладываются спать», - подумал я, втягиваясь в ходьбу.

Дорога, петляя, взбиралась на сопку. Шум прибоя отдалялся, ветер, как будто начал

утихать, здесь, вдали от моря ему уже так не разгуляться – не хватает простора. Хмель

почти выветрился, я с наслаждением вдыхал полной грудью ночную прохладу, а ноги

шагали как будто сами по себе.

«Что-то у меня всё - не как у людей! – скреблись на душе кошки. Любимую потерял… С

Людой как-то не по-людски вышло… Мама никак не дождётся сыночка домой… А я

пьяный, грязный, поломанный, как бич, ковыляю по ночному городу… Чего-то себе и

окружающим доказываю…»

- Напрасно старушка ждёт сына домой;

Ей скажут, она зарыдает…

- Накаркаю ещё, не дай Бог.

Начало темнеть, без очков дорогу было видно плохо. Хорошо хоть лужи, ямы и колдобины

выделялись более тёмными пятнами на светлой проезжей части. Навстречу и попутно

медленно ползли автомобили, чаще грузовые. На извилистой трассе в тёмное время никто

не гнал, можно и шею сломать. Проголосовать и попроситься подъехать на попутке, ещё

было можно, но я самоуверенно, не оглядываясь, постепенно набирая темп, шёл и шёл

вперёд, лишь чуть отступая к обочине, когда меня обгонял очередной груженый лесовоз и

заслоняя глаза рукой от нестерпимого света фар идущей навстречу машины.

- Товарищ, ты плохо сегодня идешь,

Инструктор тобой недоволен.

Как лошадь, ты воду холодную пьешь,

Hа базу вернись, если болен… - вспомнил я туристскую песенку на мотив «Раскинулось

море широко».

«На базу вернись, если болен», - повторил я про себя слова песни.

Попутные машины попадались всё реже: не каждый решится отправиться в путь по

ночной горной дороге. Слева громоздились тёмные скалы, справа дорога обрывалась в

бездну, из которой неровными клочками поднимался белесый туман, и тянуло холодом.

Лишь изредка, медленно, на второй передаче, навстречу спускались с перевала

возвращающиеся домой лесовозы. Сначала вдалеке над тайгой чуть светлело, потом свет

исчезал и появлялся уже ближе и, как будто, ярче. И так несколько раз. И лишь затем

слышался натужный рёв двигателя, нарастающий с каждой минутой, заполняющий собой

всё: сопки, тайгу, небо, душу! Ослепительный свет фар, дрожащая под ногами земля.

А потом, вдруг, всё исчезало, оставалось где-то позади. В прошлом… Во сне. А наяву я

стоял на обочине, на самом краю обрыва, задыхающийся, закрывающий локтём здоровой

руки глаза, ослеплённый и оглушённый.