Она зарделась и что-то пробормотала. «Обязательно, - раздался сзади знакомый голос и
Хосе, протянув ему руку, проговорил: «Приезжайте, конечно, мы всегда будем вам рады».
Джон пожал теплую, крепкую ладонь и попросил: «Вы мистеру Джованни-то скажите, он
счастлив за вас будет».
-Конечно, - кивнул Хосе и, взяв Мирьям за руку, скрылся за воротами усадьбы Кроу.
Джон достал из кармана камзола бархатный мешочек, и, посмотрев на крупный, окруженный
алмазами изумруд, грустно погладив камень, проговорил: «И зачем ты мне теперь? Ну
ладно, мама, верну его обратно в твою шкатулку, пусть лежит».
Он пригладил короткие, темные волосы, и, поправив шпагу, поднялся по ступеням террасы.
Джованни разлил вино по бокалам и сказал, внимательно глядя на Марфу:
-Стивена мы заберем, разумеется, с Майклом я договорился. Пусть год под нашим крылом
побудет, пока он в Париже обустраивается. Марта в Дептфорде живет, да и дом у нее
тесный, у нас просторней, и деревня все-таки, не город. А потом, как мальчик постарше
станет, летом следующим – отвезешь его отцу.
Марфа выпила и тихо ответила: «Спасибо. Сам понимаешь, зять мой сейчас не сможет еще
и о ребенке заботиться, ему при дворе короля Генриха надо быть. Спасибо вам».
-Ну что ты, - Джованни коснулся ее руки. «Вы бы то же самое сделали, для Пьетро и Аниты».
-Не дай Господь, - жестко проговорила женщина. «И вот еще что, весной следующей надо
будет на север съездить, камень на кладбище родовом у сэра Роберта поставить. Ну да
ладно, я вернусь из Картахены, и сама этим займусь. Уильям ребенок еще, а Питеру нельзя
надолго из Лондона отлучаться – дело все-таки.
-Ты с внучкой побудь, - желчно посоветовал молчавший до этого Матвей. Он встряхнул
золотыми, сильно побитыми сединой волосами, и вздохнул: «Все равно же ты летом в
Нижние Земли собралась, привезешь Стивена и Беллу отцу, и поедешь туда. А с тем
кладбищем я все устрою, Джон пусть только расскажет мне – где это».
-Тебе семьдесят лет, - Марфа окинула взглядом пышные манжеты брюссельского кружева и
унизанные перстнями пальцы. «Сидел бы уж на своем Стрэнде, ты ведь и там уже успел
ремонт затеять».
Матвей поиграл золотыми, изукрашенными брильянтами часами, в форме яйца, что висели у
него на цепочке и промолчал.
-Они же все равно у тебя отстают, - заметила Марфа, подняв бровь. «Совершенно
бесполезная вещь, у них всего одна стрелка».
-Зато красивая, - лениво ответил Матвей. «Как раз пока комнаты отделывают, до зимы, - я
туда и съезжу».
-Ладно, - Джованни поднялся, - пойду, посижу с детьми, им там Уильям уже начал о Японии
рассказывать, я продолжу.
Марфа проводила его глазами и, сбив с рукава траурного платья какую-то пылинку,
вздохнула: «Мэри с Энни весной в Новые Холмогоры собираются, написали Джону, что Федя
довезет их. Там на корабль сядут, летом уже и тут окажутся, слава Богу. Тут Федя еще
грамоту прислал..., - она потянулась и достала из ящика изящного, красного дерева стола,
конверт.
Белая, маленькая рука заколебалась и Матвей вздохнул: «Ну открывай уже».
-И что Федя там остался? – внезапно, горько спросила Марфа. «И Лиза тоже – она ведь от
него никуда не поедет. Вернулся бы, внуков бы я хоть увидела, был бы архитектором, жил
бы спокойно. Так нет, понесло его на Москву. Упрямый, как отец его. Селим, если себе что в
голову вбивал, так не отступал от этого.
-Ты тоже, - заметил Матвей и кивнул на грамоту: «Ну что там?»
Марфа взломала сургучную печать и, опустив глаза к изящным строкам, замолчала.
Она свернула листок и посмотрев на брата изумрудными, прозрачными глазами, тихо
сказала: «Твоя дочь жива, Матвей. Дочь Маши. Она в том же монастыре, что Мэри и Энни,
на Шексне, там, где..., - женщина не закончила.
Матвей встал, и, положив руку на шпагу, подошел к большому окну, что выходило на Темзу.
-Больно Господь-то бьет, Марфа, - он, не поворачиваясь, прислонился лбом к холодному
стеклу. «Больно, сестрица».
Он почувствовал на плече сильную руку и Марфа, встав рядом с ним, твердо велела: «Езжай
туда, Матвей».
-Мне семьдесят лет, - тихо ответил он. «Куда я поеду, Марфа?».
Он вздрогнул – женщина встряхнула его за плечи и прошипела: «На Шексну! За своей
дочерью! Читай, - она кинула ему письмо.
Матвей прочел и сказал застывшими губами: «Она же все равно умрет, Марфа, зачем?».
Марфа с размаха ударила его по щеке – сильно, хлестко. «Никто не будет умирать, - она
потерла ладонь, - слышишь, никто! Хватит! Ты поедешь за Машей, заберешь ее, и пусть она
будет при тебе – хоть какая, пусть! Ты ее отец, ты ее на руках держал, не помнишь, что ли?
В усадьбе нашей, на Воздвиженке!»
Матвей вспомнил золотоволосую, пухленькую девочку, что смотрела на него васильковыми
глазами, и, сглотнув, сказал: «Хорошо. Да. Я поеду, конечно. Вот только без тебя, а то я
вижу, что ты уже сама туда собралась».
-Тебе семьдесят лет, сам же говорил, - напомнила ему сестра.
-Ничего, справлюсь, - пробурчал Матвей и Джон, стоявший на пороге, непонимающе
спросил: «С чем справитесь, мистер Мэтью? Мы с Майклом закончили, так что в том письме
было, миссис Марта, от сына вашего?».
-Ты садись, - Марта посмотрела на высокую фигуру зятя, что виднелась за Джоном и