Он поднял жену, и повел ее на кухню. «Как Алессандро? – вдруг спросила Полли, еле
шевеля губами.
-Тихо, - велел Фрэнсис. «Спит, все хорошо».
Вода в горшке над очагом была еще горячей. Он снял со стены большой медный таз, и,
принес из опочивальни чистую рубашку. «Там, у меня, в сундуке, - тихо сказала Полли, -
мазь. И отвар еще, в темной склянке».
Он вымыл Полли, и, сделав, все, что надо, одев ее, закутал в кашемировую шаль, пристроив
у себя на коленях. «Теперь послушай, любовь моя, - нежно сказал Фрэнсис, - если я до
рассвета не вернусь, бери Алессандро, донесения и уходи – Чезаре о вас позаботится. Тут, -
он обвел рукой комнаты, ничего подозрительного нет, оставляй все».
Жена подняла черные глаза, - один совсем заплыл, - и едва слышно проговорила: «Не надо,
Фрэнсис, не надо, милый».
- Я должен, - так же, шепотом ответил он. «Я должен, Полли».
- Я с Александром посплю, - она все смотрела в сторону и Фрэнсис, опять поцеловал ее,
глубоко: «Я тебя отнесу. И вино рядом оставлю, сейчас ты не хочешь, а потом – захочешь. И
не бойся ничего, пожалуйста».
Фрэнсис прижался к ее губам и Полли, одним дыханием, сказала: «Вернись».
Он кивнул, и, подхватив ее на руки, поднялся.
Алессандро потер заспанные глаза и радостно сказал: «Мама! Ты тут!». Мальчик залез к
маме под теплый бок и, зевнув, вдохнув знакомый запах роз, - заснул еще крепче. Полли
положила руку на мягкие кудри, и, опустив веки, стараясь не расплакаться, - стала молиться
за мужа.
- Что-то вы поздно, - папский гвардеец недовольно полистал бумаги. «Хотя сеньор Вискайно
сам недавно вернулся, на обеде был, с кардиналами».
- Я совсем ненадолго, - угодливо улыбнулся чиновник, - невысокого роста, в сером камзоле.
«Принес еще кое-какие документы для сеньора Себастьяна».
- Вот тут распишитесь, - гвардеец указал на страницу в большой, переплетенной в кожу
тетради. «По приказанию его величества короля Филиппа, для безопасности, сами
понимаете. И фамилию рядом, разборчиво, а то, бывает, почерка и не прочитаешь».
Чиновник подчинился, и, посыпав лист песком, сказал: «Оружия нет, можете меня обыскать».
Он развел руки в стороны и гвардеец, рассмеявшись, махнул рукой: «Да какое там оружие у
вас в канцеляриях. Проходите, - охранник взглянул на страницу, - синьор Франческо».
Фрэнсис легко взбежал по широкой лестнице наверх, и постучал в резную, с накладками из
майолики, дверь.
- Ну, кто еще там? – раздался недовольный голос Вискайно. «Ночь на дворе».
- Это я, - подобострастно ответил Фрэнсис, - синьор Франческо, из апелляционного суда, мы
вам забыли передать кое-какие бумаги, важные.
- Заходите тогда, - разрешил Вискайно.
Фрэнсис незаметно повернул ключ в замке, опустил засов, и, подняв блеснувшие льдом
серые глаза, сказал сеньору Себастьяну, что сидел в кресле у камина, с кубком вина в руках:
«Ну, вот и я».
Полли снился костер.
Она стояла, привязанная к столбу, посреди какой-то зеленой лужайки. В небе, - она подняла
голову, - неслись быстрые, серые облака, совсем рядом было море – огромное, плоское. Она
посмотрела на каменные домики, на частокол, что окружал деревню, и вздрогнула – огонь
занялся весело, жарко.
Высокий, широкоплечий мужчина с ледяными, лазоревыми глазами, подбросил еще веток, и
отошел, скрестив руки на груди. Она, было, попыталась вырваться, но веревки держали
крепко, и Полли, услышав крик Александра: «Мамочка!», - разрыдалась, пытаясь протянуть к
нему руки. Она вдруг подумала: «Я же видела это, видела. На Кампо деи Фиори, в тот день,
когда сожгли синьора Бруно. Там был священник, высокий, с темными глазами, он еще
посмотрел на меня. Он должен меня спасти, где он?».
Но вокруг не было, ни одного человека – только сильный, резкий западный ветер, что
раздувал пламя, и тот мужчина напротив – он так и не пошевельнулся, только чуть
улыбнулся красивыми губами и все продолжал следить за ней.
- Мамочка! – услышала она голос Александра. «Мамочка, ты что?»
-Ничего, сыночек, все хорошо, просто сон приснился, - не зажигая свечи, отозвалась Полли.
«Спи».
Ребенок засопел, а она, укрыв их обоих шелковым одеялом, прислушалась – в комнатах
было тихо, Фрэнсис не возвращался.
Александр поворочался и Полли нежно подумала: «А ведь он родился ровно через девять
месяцев после той ночи, когда казнили синьора Бруно. Хотелось жизни, да, - она невольно
улыбнулась и застыла – дверь опочивальни чуть приоткрылась.
Фрэнсис стоял, устало привалившись к стене, потирая глаза, держа подсвечник. Полли
осторожно встала, и муж сказал, целуя ее в лоб: «Дай мне переодеться во что-нибудь, это, -
он потрогал забрызганный кровью камзол, - по дороге выбросим в Тибр. И сама собирайся,
возьми деньги, больше ничего. До рассвета нам надо уйти из Рима».
- Почему? – непонимающе спросила Полли, беря Фрэнсиса за руку. «Ты не ранен?».
- Нет, - он усмехнулся. «Давай, любовь моя, как только его найдут, здесь, - он обвел рукой
комнату, будет не протолкнуться от папских гвардейцев. И дороги они все перекроют. Я
закрыл его дверь, и ключ выбросил в колодец по пути, но все равно, - Фрэнсис поежился, как
будто от холода, - надо быстро добраться до Чивитавеккьи. Чезаре нас проводит».