o 0a115616b968c99b

Река бурлила, закручиваясь в стремнины, вокруг серых, острых камней. «Холодно, - жалобно

сказала Ракель, переступая босыми ногами. «А это обязательно?»

-Тут так принято, перед свадьбой, - пожала плечами Полли. «Давай, раздевайся».

Темная голова Покахонтас едва виднелась в белесом, предрассветном тумане. Она

помахала рукой и крикнула Полли: «Скажи Осеннему Листу, пусть не боится, в воде тепло!».

-Давай, давай! – шутливо подтолкнула Полли девушку. Та все стояла на берегу, и,

нерешительно обернувшись, спросила: «А нас точно никто не увидит?»

-Да все спят еще, - отмахнулась женщина.

Ракель, глубоко вздохнув, зашла в воду по колено и тут же застучала зубами. «Холодно! –

невольно смеясь, крикнула она.

Ворота поселения заскрипели и Цезарь, что выбежал на тропинку, вдруг сел, и умильно

гавкнул.

-Пошли, - поторопил его Питер, держа в руке мушкет. «А то капитан Смит всю дичь перебьет,

или Дэниел со своими плотниками распугает – они сегодня начинают деревья валить».

Цезарь осторожно взял его зубами за рукав рубашки и потянул вниз, к реке, откуда

доносился счастливый женский визг. Питер прищурился и увидел в дымке рыжую голову.

-Осенний Лист, - хмыкнул он и потрепал пса между ушами. «Пошли, старина, принесем ей

самого лучшего оленя».

Девушки осторожно складывали в корзины овощи. Покахонтас улыбнулась и подергала

Полли за руку:

-Скажи Осеннему Листу, что она поднесет своему мужу эту корзину, а он ей – тушу оленя.

Это значит, что он обещает охотиться для нее, а она – готовить ему еду.

Полли перевела и Ракель, покраснев, пробормотала: «Хорошо».

-И еще скажи, - настаивала девушка, - что она может утром собрать его вещи и выставить на

площадь. Тогда, - Покахонтас откинула назад черные, мягкие волосы, - все будут знать, что

он ей не понравился. Его возьмет другая женщина, наверное, - девушка усмехнулась и

продолжила:

- А если и потом его вещи будут стоять на площади, тогда уже его никто не возьмет, даже

если он хороший охотник. А она знает, что надо делать с мужем? – озабоченно спросила

Покахонтас.

-Знает, - ворчливо ответила Полли, и, подхватив увитые зеленью, плетеные корзины с

бобами и тыквами, подогнала девушек: «Пойдемте, надо уже и одеваться».

На пороге женского дома Ракель задержалась и обернулась – площадь была чисто

подметена, женщины суетились у вделанных в землю очагов, замешивая тесто, быстро

выпекая лепешки, а посередине были вбиты четыре столба. Дэниел помахал ей рукой и

закричал: «Сейчас доски приколотим, донья Ракель, а потом мальчишки ветки принесут из

леса, мы их сверху положим, будет красиво».

-Почти как у нас, - вдруг подумала Ракель. «Ну, то есть, у них, у евреев, мы-то все – в церкви

венчались. И как оно будет еще, в этом Амстердаме? А если сказать ему? Нет, нет, зачем я

ему – он взрослый человек, на десять лет меня старше, богатый, а у меня за душой ни гроша

нет, бесприданница и сирота, юбка и то – из милости мне ее дали».

Она подергала вышитый бисером подол и грустно вздохнула.

Полли поцеловала рыжие кудри на затылке и весело сказала: «Не расстраивайся, просто

переночуете вместе, вот и все. Вы же уже ночевали, в пещере. Ничего страшного. Пойдем,

там Покахонтас свадебные наряды своей матери разбирает, она маленькая ростом была,

тебе подойдет что-нибудь».

Ракель в последний раз взглянула на площадь, и, встряхнув головой, скрылась в женском

доме.

На заднем дворе было тихо и Полли, привстав, оглянувшись, коротко свистнула. Брат

высунул голову из-за угла и женщина улыбнулась: «С этой свадьбой столько хлопот, что

сюда никто не заглянет. Иди, покажу тебе все, - она разложила на плоском камне маленькую

ступку и какие-то мешочки.

Питер поднял трубку из тростника, запечатанную смоляной пробкой и хмыкнул: «А тут что?»

-Положи на место, ради Бога, - сварливо велела сестра, надевая перчатки тонкой кожи.

«Если она уползет, и кого-то укусит – вместо свадьбы тут будут похороны».

-А где ты этому научилась? – поинтересовался Питер.

-Фрэнсису иногда нужны были, - Полли помедлила, - снадобья, а к чужим людям обращаться

было небезопасно.

Женщина развязала кожаный мешочек и Питер обрадовался: «О, яблоки! Не думал, что они

тут растут. Можно?»

-Хочешь, чтобы тебя рвало кровью, - пожалуйста, - пожала плечами Полли. «Это с юга

привезли, с тех земель, где стоит Сент-Огастен. Испанцы называют эти плоды, - женщина

стала мелко нарезать фрукты, - manzanil a de la muerte.

Яблочко смерти, - усмехнулся Питер. Полли потянулась за глиняной склянкой и вылила на

растолченную пестиком кашицу беловатую, резко пахнущую жидкость.

-А это сок того дерева, с которого яблоки, - она стала размешивать пасту, - так умер один

кардинал, дорогой брат. Помылся в ванной, - Полли вскинула черные глаза. «У него кожа

пошла волдырями и стала отслаиваться. А всего-то – добавили немного этого сока во

флакон с лавандовой эссенцией».

Она потянулась за тростником, и, вскрыв ножом смоляную пробку, вытряхнула в ступку

небольшую, покрытую длинными, белыми волосами, гусеницу. Она, было, попыталась

уползти, но Полли опустила на нее пестик и растерла в кашицу.

-Вот и все, - сказала женщина, прибираясь. «Ты уверен?».