o 0a115616b968c99b

-Вот что, - решительно сказал Чарли, - я не хочу на эту землю обетованную. Отец вон –

каждый день говорит о том, что возьмет в жены пять индианок. Это мне что – в пять раз

больше подзатыльников получать? Ну, нет, - мальчик покрутил светловолосой, грязной

головой.

Энни поежилась, запахнув старую, в дырках шаль, и грустно сказала: «Я маму не брошу, и

братика – тоже»

-И я маму не оставлю, - Маргарет помолчала. «Куда она без меня, я у нее одна».

Чарли повозил в пыли ногой в растоптанном башмаке и посмотрел на ворота поселения.

«Как эта лихорадка началась, так лодки совсем забросили, не рыбачит никто. Отец сказал,

что завтра начинаем их подновлять и конопатить, на следующей неделе отправляемся

отсюда на запад. Только я все равно сбегу, - упрямо добавил Чарли.

Маргарет подняла голову и прошептала: «Мама! Тебе лучше?»

Бледное лицо Джоан Рэдклифф было обрамлено черным, траурным чепцом. «Мне надо с

тобой поговорить, Маргарет, - сухо сказала женщина. «Пойдем».

Девочка покорно поднялась, и, оглянувшись, успела увидеть, как Чарли выразительно кивает

в сторону плотницкой.

Маргарет чуть шевельнула ресницами и наклонила голову.

-Мы там лаз начали рыть, - объяснил Чарли второй девочке, - ну, как тот, что ее отец

покойный велел засыпать. А то преподобный отец, - Чарли сплюнул, - велел никого за

ворота не выпускать, якобы тут есть те, кто с индейцами тайно сносится, чтобы они на нас

напали. Пойдем, доделаем его - он потормошил Энни, - ты же говорила, твоя мама

отпустила тебя погулять.

-Да, - девочка посмотрела на деревянный шпиль церкви, и поежилась, - огромная, темно-

серая туча висела прямо над поселением, - братик спит сейчас. Не знаю, - Энни вздохнула, -

я сейчас такая слабая, ни на что не гожусь.

-У него же много еды, - презрительно сказал Чарли, - слышала же, - в воскресенье, после

службы, он велел столы общие накрывать, всех кормит. Интересно, почему?

-А маме дает один початок кукурузы в день, - сказала себе Энни и вспомнила огромные,

запавшие, лазоревые глаза матери .

-Я не хочу, есть его еду, - твердо сказала она, и поднялась: «Пошли, я могу землю

вытаскивать».

Мэри положила нагретые камни на дно колыбели и, накрыв их доской, застелив старыми

холщовыми пеленками, аккуратно подняла сына с большой кровати. Николас даже не

заворочался. Она прикрыла младенца шерстяной шалью и тихо сказала: «Так тепло будет,

маленький мой, хорошо. А потом проснешься, я тебе покормлю, и ножки с ручками разотру.

Тебе же нравится так, да?»

Мальчик спал, подложив кулачок под щеку. Длинные, каштановые ресницы чуть дрожали и

Мэри, наклонившись над колыбелью, перекрестив сына, шепнула: «Ты выздоровеешь, мой

хороший, выздоровеешь, мы поедем в Лондон и обо всем этом забудем. Будем жить в

деревне, и гулять на реке, кормить лебедей. А ты будешь улыбаться, ты так хорошо

улыбаешься, сыночек мой»

Она выпрямилась и услышала холодный голос мужа: «Выйди сюда».

Мэри закрыла за собой дверь детской и, прислонившись к ней спиной, не глядя на него,

спросила: «Что?»

-В воскресенье я венчаюсь с Маргарет Рэдклифф, - сказал Майкл.

-Если ты, Майкл, ждешь, что до воскресенья я повешусь, - язвительно заметила Мэри, - то не

надейся. У меня двое детей, я их сиротами не оставлю.

-Это и мои дети тоже, - выплюнул он. Мэри посмотрела на белоснежный рукав его рубашки и

представила, как по нему расплывается кровавое пятно. Стало немного легче, и она

ответила: «Это моя дочь, Майкл, и сын, которого ты даже ни разу не взял на руки».

-Он урод, больной, отвратительный урод, - зашипел муж.

-Ты меня бил, когда я носила, Майкл, - устало сказала Мэри. «Чего ты еще ждал? Так что не

думаю, что ты обвенчаешься с бедной девочкой, которая всего на год старше Энни».

-Отчего же, - он победительно улыбнулся. «Я разрешил мужчинам брать по нескольку жен.

Согласия первой, - он усмехнулся, - не требуется, разумеется, да ты бы и не могла его дать

– женщинам запрещено говорить прилюдно. Так что Маргарет в воскресенье переезжает

сюда.

-Господь тебя покарает, - коротко ответила жена, и, не успел он занести руку для пощечины,

- захлопнула за собой дверь.

Якорная цепь загремела, и капитан Джон Смит велел: «Спускайте шлюпку и ждите меня

здесь. Я через несколько дней вернусь».

-Капитан, может, все-таки вы не один пойдете? – спросил его помощник. «Это вон, на

севере, - он улыбнулся, - индейцы мирные, всю осень нас привечали, а тут, сами знаете…»

Смит проверил пистолеты и коротко ответил:

-Они там мирные, мистер Браун, потому что туда не добрались еще преподобные отцы,

вроде нашего, - он кивнул головой на юг, в сторону Джеймстауна.

-Как начнут им головы отрубать, сразу все их дружелюбие пропадет, поверьте мне. И потом,

- он положил руку на шпагу, - его светлость вождь Вахунсонакок один раз уже хотел

отправить меня на тот свет, но передумал. Мы с ним давние друзья, - Смит стал быстро

спускаться по трапу.

Обернувшись, помахав рукой уходящей в сторону «Открытия» шлюпки, Смит подумал:

-Правильно. Залив тут мелкий, безопасный, с кораблем все будет в порядке. Заберу девочку,

зайду в Джеймстаун, и сразу в Англию. А Покахонтас пусть на корабле остается, а то его