Девушка, повесив голову, шла за ним.
-Сеньор Родриго, - ответил Питер, - стреляет неплохо, ну, пока мишень не двигается. Но
ничего, - мужчина потянулся и погладил короткую, каштановую бороду, -у него все впереди.
Когда доберемся до Джеймстауна, дорогой племянник, и покончим с моим кузеном, я первым
делом побреюсь, - должно же у них быть хоть какое-то мыло».
-Вам идет, - внезапно сказала Ракель сзади. «Ну, борода».
-Это вы меня без нее не видели, - усмехнулся Питер, и, вскинув голову, велел: «Двигаемся, я
хочу устроить ночлег хотя бы у подножия этих гор».
Энни сняла с очага горшок с вареной кукурузой, и, поставив его на стол, посмотрела в
сторону куска солонины, что лежал на деревянной доске.
Девочка почувствовала, как болит живот, и, положив нож на мясо, сказала себе: «Я совсем
немножко, правда. А все остальное маме. Очень есть хочется».
Она, было, стала отрезать маленький ломтик, как рука отчима хлестнула ее по пальцам –
сильно. «Не укради, - сказал священник, возвышаясь над ней. «Или ты забыла заповеди
Господни, Энни? Накрывай на стол».
-Я хочу есть, - отчаянно, безнадежно, сказал ребенок. «Пожалуйста, можно мне хоть кусочек,
остальное я все маме отнесу».
-Я тебе дам, - благодушно разрешил отчим, устраиваясь на стуле. «А все остальное – мне».
-Но мама же кормит! – ахнула Энни, и ощутила, как рот наполняется слюной – солонина на
его тарелке блестела и от нее поднимался острый, щекочущий ноздри запах мяса.
-Мама уже поела, - коротко сказал Майкл, посыпая кукурузу солью. «Иди сюда».
Он протянул Энни тонкий кусок солонины на острие ножа и та, сняв его, присев, шепнула:
«Спасибо».
Она положила солонину за щеку и спросила: «Можно мне выйти, я хочу доделать уроки».
Отчим оторвался от початка кукурузы и велел: «Иди!».
Поднявшись наверх, Энни тихо постучала в детскую и сказала: «Мамочка, это я». Мэри
открыла дверь и дочь, протянув ей мясо, оглянувшись, сказала: «Он сейчас доест и уйдет,
миссис Джоан его зовет, Рэдклифф при смерти. Я тебе спрятала два початка вареных, их он
пока не считает. Как Николас?»
Изможденное лицо матери было непроницаемым, словно маска. «Все так же, - сказала Мэри,
оглянувшись на колыбель. « Судороги были сегодня ночью, но утром он улыбался. И даже
перевернулся».
Энни ахнула: «Ну, так это же хорошо! Ешь, мамочка, пожалуйста, тебе же кормить надо!».
Мэри посмотрела на солонину и чуть улыбнулась: «Да мне кукурузы хватает, на-ка, - она
разорвала кусок и подождала, пока дочь прожует свою половину.
Девочка наклонилась над колыбелью и ласково сказала: «Здравствуй, братик!». Николас
лежал на спине, и, Мэри, встав рядом с дочерью, посмотрев на младенца, горько подумал:
«Господи, Энни в его возрасте уже и ходить пыталась. Почти год, а он едва
переворачивается, едва головку держит. И худой он какой, хоть молока и много у меня.
Зубов всего два вылезло».
Мальчик открыл синие глазки и, поморгав ими, улыбнулся. «Мама! – потрясенно сказала
Энни, «Он ведь узнает тебя!»
-Ну конечно, - Мэри протянула руки и осторожно, аккуратно взяла сына. «Конечно, наш
маленький Николас узнает свою маму, и сестричку тоже! А сейчас он поест и станет еще
крепче!».
-Не станет, - горько подумала Мэри, держа в руках почти невесомое тельце. «И сосет вон
как, заставлять его приходится. Родила хорошо вроде, здоровеньким, а потом судороги
начались. И ведь каждую ночь почти».
Она ласково погладила головку ребенка и Энни сказала: «Вроде дверь хлопнула. Пойдем, а
то остынет кукуруза».
Мэри неслышно спустилась по лестнице и замерла – муж стоял на пороге кухни.
Женщина спрятала дремлющего сына под шалью и отвернулась.
Сильные пальцы схватили ее запястье и Майкл, наклонившись, сказал: «Я же велел тебе, не
носить это, - его губы брезгливо искривились, - сюда. Это Господь тебя наказал, Мэри. За
твой блуд, за греховность, за развратные мысли. Ты даже ребенка здорового родить не
смогла, и никогда не сможешь».
Из его рта вылетали мелкие капельки слюны. Николас обеспокоенно заворочался под
шалью, и заплакал – жалобно, тонко, чуть слышно.
-Пошла вон отсюда, вместе со своим уродом, - сказал муж, и, хлестнув ее по щеке, - вышел
во двор.
Энни, что стояла на лестнице, опустилась на ступеньку и тихо, горестно сказала: «Мамочка,
прости меня, это я виновата».
Мэри дала сыну грудь и, присев рядом, обняв девочку за худые плечи, вздохнула: «Ничего,
милая, ничего. Скоро кто-нибудь приедет, из Лондона».
-И Полли пропала, вместе с Александром, - подумала женщина, вытирая слезы дочери.
«Господи, ну пусть с ними все хорошо будет, пожалуйста».
Николас успокоился и мать, почти весело, проговорила: «Ну, давай, твоей кукурузы
поедим!».
Майкл шел по узкой улице, оглядывая заколоченные дома. «Не больше полусотни человек
осталось, - подумал он холодно.
-Сначала лихорадка, потом посевы не удались, а к индейцам не подступишься – ищи их в
этих горах. У меня-то амбар полон, я еще осенью об этом позаботился. Нет, хватит ждать
этих кораблей – Смит, как ушел той весной, так и не вернулся, Ньюпорт – тоже, надо
сниматься с места. Жена моя подохнет по дороге, с уродом ее, вот и славно.