- Так, - Дмитрий задумался, - туда, на Красную площадь, отправьте людей надежных, пусть
следят внимательно – кто-то из них наверняка там появится. И если увидят, что подметные
письма раздают, - пусть сразу вяжут этих мерзавцев, и в Разбойный приказ. Что мать моя? –
он повернулся к Бельскому.
Тот вспомнил пустые, серые глаза женщины и свой шепот: «Марья Федоровна, это сын ваш,
царевич Дмитрий Иванович, помните, вам же говорили – спасся он».
Инокиня протянула руку – сухую, морщинистую, и недовольно сказала: «Он же ребенком
был, почему большой такой?».
Бельский увидел, как дернулось лицо Дмитрия, и поспешил сказать: «Так много времени
прошло, Марья Федоровна, вырос, конечно».
Женщина, откинув полог возка, рыдающим голосом проговорила: «Сыночек!» и Бельский
удовлетворенно улыбнулся.
- Инокиня Марфа пребывает в добром здравии, в Кремлевском Вознесенском монастыре, и
шлет вам, государь, свое благословение, - отчеканил Бельский.
-Хорошо, хорошо, - пробормотал Дмитрий и велел: «Дворец украсить, как положено и
площадь, - он кивнул вниз, - пусть бархатом устлана будет».
- Конечно, - вкрадчиво согласился Бельский и добавил: «Когда вы появитесь на пороге,
бояре осыплют вас дождем из золотых монет, государь».
Дмитрий внезапно усмехнулся и потрепал Бельского по плечу: «Пусть тем, - он показал на
Красную площадь, тоже серебро раздадут. Есть два способа царствовать, Богдан
Яковлевич, - государь все улыбался, - милосердием и щедростью или суровостью и казнями;
я избрал первый способ. Пока что, - рассмеялся Дмитрий и, пожелав Бельскому спокойной
ночи, - вышел.
Богдан Яковлевич проводил его глазами и вдруг, тихо, сказал: «Если бы не эти поляки
проклятые, которые всю Москву заполонили, его бы даже можно было терпеть. Мог бы с
Ксенией повенчаться, народу бы это понравилось. Да нет, еще и пани Марина сюда явится,
не приведи Господь».
- Явится, явится, - усмехнулся пан Ян Бучинский, личный секретарь царя, что стоял на
пороге. «Пан Ежи Мнишек письмо прислал, сегодня доставили – по весне здесь будет, с
дочерью».
Бельский почувствовал, что невольно краснеет.
- Да ладно, пан Богдан, - отмахнулся Бучинский, - поляков на Москве и, правда, много.
Богдан Яковлевич усмехнулся и сказал: «Пойдемте, князь Масальский и Болотников в
трапезной ждут, поговорим, как во время венчания на царство нам этих двоих поймать, -
потому что не один, так другой, на Красной площади непременно появятся».
Когда они уже спускались по узкой лестнице в малую трапезную, Бучинский, помолчав,
сказал: «Вы же понимаете, пан Богдан, пани Ксения в Кремле недолго должна пробыть. Да,
впрочем, государь, и сам это мне сказал, еще утром. Незачем. – Бучинский задумался, -
давать пищу слухам.
- Ну, так пусть постригается в Новодевичьем монастыре, и дело с концом, - удивленно
ответил Бельский.
- Слишком уже это близко, - вздохнул пан Ян, и, выпятив губу, проговорил: «Ну, подумаем».
Мэри, стоявшая на коленях перед большим, обитым парчой креслом, прервалась и, подняв
глаза, сказала: «Государь, пожалуйста, я прошу вас, не трогайте Ксению Борисовну. Она
еще нездорова, после того, как…, - женщина не закончила, и, почувствовав, как сильная рука
наклоняет ее голову обратно, успела добавить: «Не надо, я прошу вас».
Дмитрий усмехнулся, и, повернувшись, посмотрев на обнаженную Ксению, что стояла в углу
опочивальни, велел: «Так, глаз не отводи, смотри. Иди, ложись, на спину, и ноги раздвинь,
должна помнить, - как. Он кивнул на огромную, с резными столбиками, кровать.
- Государь, - плечи девушки чуть задрожали. «Пожалуйста, мне больно…».
Дмитрий, холодно улыбаясь, заметил: «Ну, сие, царевна, пройдет, надо потерпеть. Впрочем,
- он задумался, - не хочу омрачать ночь перед венчанием на царство, твоими рыданиями.
Марья Петровна, - он почти ласково погладил белокурые волосы,- нам поможет. А я пока
полюбуюсь, - он отодвинулся и Мэри, непонимающе, спросила: «Что?».
Дмитрий рывком поднял ее с персидского ковра и толкнул в сторону кровати.
- Государь, - пробормотала Мэри, - я не…
Она почувствовала холодок клинка у шеи, и, встав на колени, опустила голову между
разведенными в стороны ногами девушки.
- Вот так, - сказал Дмитрий, садясь в кресло. «Вот так, дорогая моя Марья Петровна».
Он вдруг услышал тихий стон, и заметил, как Ксения, подавшись вперед, прижимает к себе
голову женщины.
Мэри почувствовала его дыхание прямо у своего уха: «Очень хорошо, Марья Петровна, -
прошелестел голос Дмитрия. «Видите, царевне нравится, да и кому бы, не понравилось».
Он устроился сзади, и Мэри, ощутив его в себе, сдержав слезы, - протянула руку вверх.
Ксения нашла губами ее ладонь и так и не отрывалась – до конца.
Федор высунул голову из светелки и прислушался – предрассветная Москва была тихой,
сумрачной, в деревьях, что росли у ручья, едва начали распеваться птицы.
- Южный ветер, как по заказу, - усмехнулся он, и, обернувшись, велел: «Так, собираемся».
- Может, вам-то не стоит, - сумрачно проговорил Шуйский. «Зачем рисковать?».
- А я на Красную площадь не пойду, - расхохотался Воронцов-Вельяминов, - не дурак же я.