o 0a115616b968c99b

фонаре, что висел на переборке. Чулан был пуст, а на груде соломы в дальнем углу лежало

что-то темное.

Питер сказал: «Дай сюда», и, подняв фонарь, встав на колени, отдернул полы плаща,

укрывавшего человека.

Заплаканное, бледное лицо, повернулось к ним, и девушка в изорванном, шелковом платье,

с грязными рыжими волосами, боязливо открыла глаза. Они были огромными,

покрасневшими, - цвета чистого аквамарина.

-Не убивайте меня, сеньоры, - хлюпая носом, попросила она по-испански. «Меня зовут

Ракель да Сильва, я сирота, - она, было, хотела зарыдать во весь голос, но сдержалась, - не

убивайте меня, пожалуйста».

Дэниел приподнялся со дна шлюпки, и, приставив ладонь к глазам, сказал: «Добро

пожаловать в Новый Свет, дядя Питер».

Второй мужчина зевнул и, умывшись забортной водой, посмотрев на темную полоску земли,

что виднелась вдали, на западе, спросил: «И где мы?»

-Ну, - Дэниел задумался, - если я правильно помню карту, то чуть севернее этого

Джеймстауна. Вот только…, - он не закончил и взглянул в сторону свернувшейся под плащом

девушки.

Питер вздохнул и пожал плечами. «Ну не оставлять же ее было там, бедного ребенка.

Придумаем что-нибудь, тем более, мы вахтенного раздели, прежде чем труп в море

сбросить. Одежда для нее есть, а там посмотрим».

Ракель открыла чуть припухшие глаза и, тихо сказала: «Доброе утро, сеньоры».

-Проснулись, вот и хорошо, - ласково сказал Питер Кроу по-испански. «Поднимайтесь, у нас

тут галеты есть и вода в фляге, а вон – он указал вдаль, - и берег уже на горизонте.

Девушка завернулась в плащ, и, робко взяв галету, шепнула: «Спасибо».

-Сеньорита, - терпеливо проговорил Дэниел, - мы же вам еще там, на «Приаме», объяснили

– вас никто не собирается убивать, или хоть пальцем трогать. Когда мы закончим наши дела

здесь, в Новом Свете, мы вас довезем до Амстердама, и передадим семейству Кардозо, тем

более они и наши родственники тоже.

-Дочь моего троюродного дяди обручена с их внуком, - весело сказал Питер, - так что да,

родственники, дальние, правда.

Ракель сгрызла галету, и, вытерев нос, рукавом плаща, покраснев, пробормотала:

«Извините. Можно, я еще посплю?»

-Сколько угодно, - ответил ей Питер, и, взглянув на растрепанные, сальные рыжие волосы,

тихо сказал Дэниелу: «Надо будет их кинжалом обрезать. Она худая, как мальчишка, - так

безопасней».

Ракель вздрогнула и, пробормотав что-то по-испански, натянув на себя плащ – укрылась им

с головой.

Испанские моряки, с завязанными глазами, шли по доске, что была выставлена за борт

«Приама». «Святая Маргарита», дымясь, погружалась в море. Мать закрыла Ракели уши

ладонями, но девушка все равно слышала крики о помощи и плеск падающих в океан людей.

Капитан Лав почесал темную, клочковатую бороду дулом пистолета, и, остановившись перед

отцом Ракели, сказал: «Золото мы ваше забрали, а выкуп за вас все равно не дадут. Так что,

- он смешливо пожал плечами, и, приставив пистолет к виску пятилетнего Фелипе, которого

отец прятал у себя в руках, - нажал на курок. Ракель потеряла сознание.

Очнулась она от боли в связанных руках. Капитан Лав наклонился над ней, прикрученной к

стулу, и похлопал по щекам. «Ну, милая, приходи в себя, веселье только начинается».

-Где мой отец? – рыдая, спросила девушка. «Где Диего, ему ведь только десять лет! Зачем

вы убили моего маленького брата, зачем!»

Лав высунулся в открытые ставни каюты, и, указав на море, рассмеялся: «Все трое уже там.

Я, милочка, не люблю затягивать такие сцены – пока вы валялись в обмороке, мы уже и

палубу успели прибрать. Ненавижу беспорядок».

-Моя мать...., - застывшими губами спросила Ракель. «Что вы с ней сделали?».

-А! – Лав усмехнулся и отвязал ее от стула. «Пойдемте, навестим ее, впрочем, не обещаю,

что вы многое увидите – у меня три десятка моряков в команде, там очередь, знаете ли».

-Нет! – крикнула Ракель, отбиваясь от него, - нет, не надо, отпустите мою матушку, я прошу

вас, не надо!

-Сами хотите попробовать? – от него пахло кровью и вином. Капитан задрал подол ее

платья, и, почувствовав его руку, Ракель разрыдалась.

-Девственница, - одобрительно сказал ирландец. «Вам сколько лет, милочка?»

-Шестнадцать, - крупные, прозрачные слезы текли по бледным щекам. «Пожалуйста, не

трогайте мою матушку, пожалуйста!».

-Я довезу вас до Порт-Рояля, - задумчиво проговорил капитан, одергивая подол ее платья, -

и продам в бордель. За вас много заплатят, хоть у вас, милочка – ни груди, ни задницы. Ну

да ничего, вырастут, вон, на матушку вашу посмотрите. А потом, - он рассмеялся, - сам вас

первым и опробую. Ну, - он толкнул ее в спину пистолетом, - идите, полюбуйтесь на то, чем

вам предстоит заниматься, пока не сдохнете от французской болезни.

Через несколько дней он вывел ее из чулана в трюме, и вытолкав на палубу, сказал: «С

дорогим отцом и братьями вы не успели попрощаться, так хоть матушку обнимете

напоследок. Она, бедная, правда, умом тронулась, ну да ничего – может, вас узнает».

-Мама! – девушка рванулась к избитому в синеву, обнаженному телу, что лежало на грубых

досках. Женщина даже не пошевелилась. Капитан брезгливо пнул ее под ребра, и велел:

«За борт эту падаль».