o 0a115616b968c99b

возвышаясь над ним. «Я же вам сказал, как вас в Каргополь из Москвы везли – еще

встретимся. Вот и встретились. Я вам поклоны привез, от Рахмана-эфенди покойного, от

поляка, коего вы заживо похоронили, - тако же. Как писание нас учит, Иван Исаевич, - око за

око».

Болотников пронзительно, высоко закричал и попытался сбросить руки стрельцов, что

удерживали его на льду Онеги.

-А ты смотри, - велел Федор сыну. «Надо аккуратно, чтобы кость не пробить, иначе он сразу

подохнет, а мы, - мужчина усмехнулся, - не для сего тут собрались».

-Осторожно, - велел себе Федор, и, уперев бурав в закрытое веко, медленно нажал. «С

деревом сложнее, конечно, ну да оно и тверже - сказал он себе, накручивая на острие

бурава сочащуюся, белесую массу. Веко дернулось, оторвалось, и брызнула кровь, - алая,

горячая.

-Та девица, коей ты глаза железом выжег, - так же кричала, - наклонившись к уху

Болотникова, сказал Федор.

Он дернул бурав, и, посмотрев в окровавленную, пустую глазницу, окунул его в прорубь.

«Теперь ты, - сказал он сыну.

Петя взглянул на изуродованное, искаженное криком лицо, и, улыбнувшись, протянул руку:

«Давайте, батюшка».

Болотников опустил слепое лицо к снегу, истошно воя, разбрызгивая кровь. «Руки его

давайте», - велел Федор стрельцам. Он наложил клещи на большой палец, и, услышав хруст

кости, обернулся к сыну: «Ну, попробуй, коли силы хватит».

Когда из обеих кистей торчали белые, острые обрубки, и Болотников, лежа ничком в луже

крови, еще пытался куда-то ползти, Федор, столкнув его в прорубь, обернулся к сыну: «Вот и

все».

Юноша посмотрел на захлебывающегося, синеющего человека, и, сказал: «Пусть умрет,

батюшка, тогда и пойдем».

Они стояли с отцом рядом, у края проруби, слушая крики, и, когда все закончилось, Федор,

положив сыну руку на плечо, улыбнулся: «Молодец. Пошли, отец-келарь сегодня уху обещал

и пироги с грибами, что-то я проголодался».

Федор, наклонив голову, шагнул в келью, и младший сын, улыбнувшись, не поднимая головы

от иконы, спросил: «Вернулись, батюшка?»

Мужчина посмотрел на свои руки и подумал: «Кровь я смыл, переоделся. Все в порядке».

-Да, - он нагнулся и поцеловал рыжий затылок. «Преображение, - одобрительно сказал

Федор, рассматривая композицию.

-Это потому, что свет, - Степан взглянул на отца синими, ласковыми глазами. «Такой, - он

показал на поля за окном, - белый, как у Матфея сказано. Белые одежды».

-Да, - Федор устроился рядом, и, прижав к себе мальчика, нежно улыбнулся: «Я тебе

расскажу. Есть картина, синьора Беллини, тоже «Преображение», я ее в Венеции видел, там

Иисус стоит, а сзади у него – небо и горы. И, кажется, - Федор помолчал, - что ничего на

свете нет, кроме них. Сейчас покажу тебе.

Он потянулся за покрытой левкасом доской, и стал рисовать, слыша рядом дыхание сына.

Часть седьмая

Виргиния, январь-февраль 1609 года

Корабли дрейфовали, сцепленные абордажными крюками, под нежным, закатным солнцем.

Стол был накрыт прямо на палубе «Приама», и капитан Питер Лав, разливая вино, сказал:

«В общем, этот англичанин, Мозес, от меня далеко не ушел. Да у него и пушек не было».

Мозес Коэн Энрикес, выпив, одобрительно заметил: «Отличное. Покойный Ворон, как я

слышал, до конца жизни, к вину не притрагивался. Вот он был хороший еврей, а я, - Энрикес

махнул рукой, - так, уже и забыл на морях все. Ты же сам англичанин, Питер».

Серые глаза капитана Лава заиграли ненавистью: «Я ирландец, Мозес. Это как сказать тебе,

что ты – испанец. Я, кстати, слышал, один из ваших, Данцигер, сеет страх в Тунисе – даже

водил, оттуда, флотилию берберов в Исландию».

Энрикес рассмеялся: «Да, он там отлично прижился, у арабов. Ну да я в Старый Свет

возвращаться не хочу – тесно там».

Капитан обвел глазами бескрайний, чуть волнующийся океанский простор, и, встряхнув

черными, коротко стрижеными кудрями, спросил: «А что ты взял с того англичанина?».

-Ткани, оружие, порох, - начал перечислять Лав, - он шел, в эту их новую колонию,

Джеймстаун. «Еще двоих пассажиров, отвезу их в Порт-Рояль, там есть, где спрятать

пленных, пока за них не пришлют выкуп».

-Скажи, - Энрикес зорко посмотрел на второго капитана, - был такой барк, «Святая

Маргарита», вышел из Веракруса в Кадис, не встречал ты его?

-Нет, - спокойно ответил Лав, и, разломав клешню краба, принялся за еду.

Когда матросы убрали со стола, Энрикес поднялся: «Ладно, друг, пора мне, а то, как раз

хороший ветер поднимается. Вон, и Вороненок мне с марса машет, - капитан улыбнулся,

глядя на мачты своей «Виктории».

-Доволен ты им? – спросил Лав, прищурившись, рассматривая высокого, темноволосого

мальчишку, с пистолетами за поясом.

-Мне его еще Питер Хейн хвалил, - улыбнулся Энрикес. «Ну, как я его в Порт-Рояле и

встретил, - сразу переманил к себе, предложил большую долю в добыче, чем у того

француза, с кем он плавал.

Он, же еще мальчик, Вороненок, четырнадцать недавно исполнилось. Но смелых таких,

знаешь, еще поискать».

-А что тебе эта «Святая Маргарита»? – вдруг спросил капитан Лав.

-Да так, - ответил Энрикес, - слышал кое-что. Ну, да она уже и в Кадис пришла, наверное.

Впрочем, ты же испанцев не трогаешь, Питер?