Нулевой Архетип

Это ведь ничего не значило – просто одно-единственное украденное прикосновение. Кейн убеждала себя именно так.

Еще мгновение, еще чуть-чуть. Она уберет руку.

То, что случится под Грандвейв, останется под Грандвейв.

– Это просто слабость, – сказала Кейн. – Слишком много потрясений слишком быстро. Мы зависим друг от друга, и поэтому нас друг к другу тянет. Простая психологическая реакция.

– Думаешь?

– Нет.

Он обернулся, посмотрел снизу вверх. Было легко представить, что в Цитадели, в залитой солнцем мастерской, Кейн могла бы подойти к нему так же. Джек прижал бы ее к себе, уткнулся бы лицом в живот, наверное, и в этом не было бы ничего особенного. Просто еще один ленивый, безопасный день со своими обычными, совершенно житейскими проблемами – сложными и простыми одновременно.

Кейн убрала руку, ладонь все еще покалывало фантомным ощущением – прикосновением волос.

– Простите, что не могу вам верить.

Джек усмехнулся – невесело, но беззлобно:

– Да, я уже понял. Слишком страшно.

– Да, – эхом отозвалась она, отступая на шаг назад.

– Эй, мы встретились в паршивых обстоятельствах в паршивом месте. Ты была бы полной дурой, если бы не боялась. Может, страх – это не так уж и плохо.

С этими его словами все закончилось – момент, в который что-то еще могло произойти между ними.

Джек отвернулся, добавил преувеличенно бодро:

– Сейчас главное починить эту малышку, чтобы она хотя бы не разваливалась в воздухе. Подай-ка мне вон тот лист металла. Который поровнее.

Кейн помедлила, прежде чем потянуться к листу:

– Вас разозлит, если я скажу, что хочу вам помочь? Если я скажу, что хотела бы расщепить вас, если мы доберемся до Узла. Вы, наверное, слишком часто это слышали.

Кейн видела, как напряглись, а потом расслабились его плечи:

– Да нет. Не разозлит. Не знаю, что там будет дальше, но ты хотя бы веришь в то, что говоришь.

* * *

В верхней части котлована улицы еще сохранились, покосившиеся небольшие дома окаймляли их, усиливая впечатление воронки. Эрика могла бы сразу спуститься к центру, но предпочла пойти пешком.

Атрес шел рядом, оглядываясь по сторонам. На самой границе котлована он почувствовал легкое напряжение спирита, как сопротивление воздушной подушки. Оно обволокло его с ног до головы, сдавило на секунду, но пропустило.

– Похоже, вы прошли проверку, – с улыбкой прокомментировала Эрика, оглядывая его. – Это ли не честь?

– Сомнительная.

В самом котловане спирит ощущался иначе. Звуки Грандвейв и Земли были глуше и дальше, а вокруг низкой вибрацией на пределе слышимости звучал ритм.

Атрес прислушивался, но тот не становился четче.

Ближайший фантом стоял поодаль, с любопытством разглядывал Эрику, но не пытался подойти, и в его звуке тоже было что-то необычное. Странное созвучие с пронизывающей все вибрацией.

Эрика шутливо поклонилась фантому, и тот степенно кивнул ей в ответ.

– Вы пытаетесь услышать? – спросила она у Атреса. – Не старайтесь, это невозможно. Говорят, человеческий слух улавливает всего один процент от звукового диапазона. Глупо думать, что спирит мы способны слышать целиком.

– Меня мало волнует восприимчивость к спириту. Я пытаюсь понять, что находится в этом котловане. В меру своих возможностей, – ответил он.

– Вы так равнодушны, что это почти умиляет, – Эрика запрокинула голову, вглядываясь в Грандвейв. – Вам не интересно, что там, за пределами нашего восприятия? На Изнанке.

Атрес огляделся вокруг, отмечая, что фантомы заметили их, начали осторожно подходить ближе.

Должно быть, чужаки вызывали у них любопытство.

В конечном итоге, фантомы были слепками с живых людей, имитировали их поведение и реакции, как своеобразный оттиск.

Если бы это были люди, они бы вели себя так же.

– Спирит притягивает, – сказал Атрес. – Многие вещи делает проще.

В конечном итоге, именно это превратило его в схематика – медиатор, который Атрес использовал слишком часто, который понемногу начал воспринимать, как продолжение самого себя.

– Но не вас, – с улыбкой сказала Эрика.

– Даже меня.

Его – в большей степени, чем многих других.

Это вызвало у Эрики смех:

– Не может быть, вы знаете, почему стали схематиком? А мастрессе Анне вы говорили? Думаю, что ей было бы очень интересно.

– Я помню момент, когда все это началось, – ответил Атрес. – У меня был медиатор времени, который много раз спасал жизнь мне и моей команде. Мне нравилось его использовать. Нравилось чувство контроля над собственным временем, над своей жизнью. Я захотел, чтобы так было всегда.

– Какая любопытная история, – Эрика похлопала в ладоши, и по ее запястьям скользнули тени, как ленты. – Но ведь это только половина, верно? Сверхсовместимость начинается с другого, с импульса, с одной-единственной мысли. Не стесняйтесь, скажите.

Миражи укутали ее фигуру почти целиком, скользнули черными змеями в волосах, струями дыма окутали плечи, шрамы на лице обнажились. Эрике казалось, что она скрывается за образами, хотя, по мнению Атреса, те больше показывали, чем скрывали.

– Я подумал, что мир – это часовой механизм.

Эрика убрала миражи все разом, и улыбка ее больше походила на оскал:

– Очень на вас похоже. Очень.