Нуль

Сергей доехал до дома, отпустил Петю, заверив перепуганного водителя, что ему уже лучше, а если опять прижмет, то непременно вызовет врача, поднялся в свою квартиру и, не раздеваясь, рухнул на постель. Ему было плохо, смертельно плохо, и не потому, что сердце давало опасные сбои, грозя инфарктом, а потому, что смерть – реальная смерть реальных людей – преследовала его, и он не понимал, за что судьба так немилостива.

Сегодня он увидел четырех мальчиков, которых смерть уже настигла, и ему начало казаться, что в этом каким-то образом виноват он сам.

Он лежал на кровати минут сорок, потом поднялся, разделся и сел к телефону. Несколько раз Сергей снимал трубку, чтобы набрать номер Аль Берта, но тут же опускал ее: трудно было представить, что он сможет спокойно говорить с индивидом, который несколько часов назад хладнокровно умертвил четырех человек. Искать связи с Банкиром было бессмысленно: если верить секретарше, он появится только завтра.

Когда Сергей понял, что уже может членораздельно разговаривать, он позвонил в издательство.

Трубку снял Эдик.

- Что с тобой стряслось? Ты живой? – заорал он. – Ты куда ездил? Петя сказал, он тебя в жизни таким белым не видел. Сердце? Ты врача вызывал?

- Тихо, тихо, – поморщился Сергей. – Я не мoгy ответить на все вопросы сразу. Давай по порядку, ладно? Я живой, это первое. Было неважно с сердцем, но уже все прошло, это второе. Врач, по-моему, не нужен, это третье. И наконец, четвертое: я ездил по нашим делам, всё в порядке. Инцидент улажен.

Сергей не мог, просто физически не мог сказать сейчас Эдуарду Семеновичу всю правду. Он скажет. Но потом. Когда-нибудь потом…

- Ты хочешь сказать, что от нас отвязались? Что к нам больше не придут?

- Эти ребята к нам больше никогда не придут, – каменным голосом произнес Сергей.

- Ну слава богу, – выдохнул Эдик.

Сергей положил трубку. Он сунул под язык две таблетки феназепама и улегся в кресло. Он не мог больше находиться на взводе. Еще немного, и организм просто взорвется. Надо поспать хотя бы два-три часа, а там видно будет, что делать дальше. Хотя бы два-три часа…

На самом деле он проспал все восемь часов – двух таблеток даже мягкого транквилизатора оказалось многовато для его нестойкой нервной системы.

Проснувшись, Сергей еще некоторое время пребывал в трансе, а когда после прохладного душа пришел в себя, то обнаружил, что жена Катя сильно встревожена.

- Что-нибудь стряслось? – спросил Сергей.

- Коли до сих пор нет дома, – ответила Катя.

- Подумаешь, – пожал плечами Сергей. – Время-то – всего одиннадцать часов. Парень взрослый, мало ли где он мог задержаться.

- Он обещал сегодня быть в восемь, – возразила Катя. – И вообще, мне как-то неспокойно…

Она не хотела говорить мужу, что встревожена была больше как раз самим Сергеем, чем их старшим сыном. Когда Катя пришла в восемь часов с работы и увидела спящего супруга, у нее по спине поползли ледяные мурашки. Сергей был совой, всегда работал по ночам, но если и отсыпался, то исключительно в утренние часы. Вечерний сон был для него вопиющей тратой времени. Если же он умудрился приехать из издательства до восьми часов и тут же лечь спать, значит… Значит, он «развязал», выпил зачем-то спиртного, и, таким образом, нормальная жизнь кончилась, снова вернулся черный ужас, с которым, Катя надеялась, было покончено давно и навсегда.

Она принюхалась. От спящего Сергея алкоголем не пахло. И все равно она не находила себе места еще три часа, пока Сергей не проснулся и не развеял ее жуткие подозрения своим рассказом о двух таблетках феназепама.

В полночь Коли еще не было. Их двадцатилетний сын жил спокойной, размеренной жизнью, неплохо учился в институте, дурных компаний не водил, спиртное употреблял редко, был домовит и в свободное время всегда что-то мастерил в квартире, устраняя мелкие бытовые неполадки. Эти занятия он предпочитал всем прочим. Если Коля и задерживался после института, то всегда звонил – предупреждал.

Сегодня звонка от него не было.

В час ночи Катя, обзвонив всех знакомых Коли, каких она знала, и не найдя его нигде, уже начала поплакивать.

Проснулся Костик. Узнав, в чем дело, он попытался приободрить мать, но утешение вышло весьма своеобразным.

- Ничего страшного, проспится где-нибудь и придет, – с напускной беспечностью сказал он, за что получил от Кати крепкий подзатыльник, страшно обиделся и удалился в свою комнату, с треском захлопнув дверь.

Сергей, не зная, что предпринять, вышел на улицу в домашней одежде и стал ходить по заснеженной дорожке взад-вперед. Минут через двадцать, выкурив пять сигарет и продрогнув до костей, он вернулся домой.

В два часа ночи сквозь стены послышалось урчание лифта. Сергей вышел на площадку. Кабина остановилась этажом или двумя ниже. Слышно было, как ее створки раздвинулись и снова закрылись. Тишина. Ни шагов, ни скрипа, ни хлопанья дверей.

Снова войдя в квартиру, Сергей ощутил, что его бьет крупная дрожь.