Нуль

- А теперь представьте себе. Представьте оба, и ты, старый враль, и ты, доверчивый несмышленыш. Вот металлический стержень входит в мозг через глаз. Это, конечно, не так-то просто, и весь череп, и глазницы устроены так, что мозг достаточно хорошо защищен, но допустим. Человек чувствует только страшную боль в глазу, проникновения инородного тела в мозг он не ощущает, мозг вообще не чувствует боли. Зато в глазу нервных окончаний очень много. Глазное яблоко лопается, и в голове человека взрывается мина боли. Шок настолько силен, что мгновенно перехватывает дыхание – ни крикнуть, ни прошептать «Пощади!». Сердце сразу же дает сбой, грудную клетку стискивает железобетонный панцирь. Из ног словно вынули кости, они оседают, как два куля с мукой. А железный стержень сокрушает миллионы, сотни миллионов нейронов, и каждый нейрон – великое достижение природы, совершенная клетка, восхитительный биологический микропроцессор, десятимиллиардная совокупность которых дает бесценное сокровище этого мира – человеческий мозг, компьютер десятитысячного поколения, потому что не менее десяти тысяч поколений живет на Земле вид гомо сапиенс, и не менее ста тысяч поколений – род гомо, мозг, древнейшее авестийское слово «мазга», керебрум, брейн, моах, брэген, хирн, энкефалос, френ, сервель, нао, вместилище редчайшего феномена Вселенной – разума, сапиенции, которая в латыни происходила от глагола «сапио», иметь вкус, посему разум – это вкус к жизни. И вот эта жизнь уходит. Нейроны гибнут, компьютер мозга разлаживается, дает множество противоречивых указаний организму, пытается совладать с болью, поддержать сердце, убавить приток крови к одним органам и подпитать другие, но не получается, ничего не получается, мешает боль, мешает кровь, ее очень много, мозг – это в основном кровь, она разливается из разорванных сосудов и заливает еще работающие отделы, и все гаснет, гаснет, гаснет… Венец творения уходит из жизни, и на него с радостью набрасываются гнилостные бактерии. Между тем венец был совсем молодой. Он не прожил еще глупую фазу своей жизни. У каждого человека эти фазы – неразумия, глупости, набирания ума и разума – распределяются по-разному и проходят необязательно последовательно. У молодого человека, которого ты, Синицкий, якобы убил, впереди было еще лет пятьдесят жизни, может быть, разумной. И у него были мать и отец, для которых он был лучшим, друзья, для которых он был равным, возможно, жена, для которой он был избранным, и, не исключено, дети, для которых он был единственным. Ты убил не только его, но частичку человеческого во многих людях. То, что я говорю сейчас, не назидание, а просто те мысли, которые чудовищам, совершающим убийство или рассуждающим об убийстве, обычно не приходят в голову. Им вообще мало что приходит в их чудовищные головы. А то, что приходило в головы умным людям, они даже не способны осознать. Например, горькие слова Генри Миллера: «Жизнь без убийства… Эта мысль могла бы электризовать весь мир, если бы только люди были способны оставаться без сна достаточно долго, чтобы она пропитала их насквозь». Разум и убийство – несовместимы.

Сергей открыл глаза. Пифия закончила свои речи. Мне всегда казалось, что в Сергее умер проповедник. Костя сидел с ножом в руке не шевелясь.

- Ну, если ты считаешь, что я все это сочинил… – начал я, поднимаясь.

- Какая разница, блин, сочинил или не сочинил! – воскликнул Костя. – Ты очень красиво говоришь, папа, но вот смотри. Ну, это… На тебя нападает мразь, ты оставляешь ее в живых и спасаешься бегством. Ну, трусишь… А мразь потом еще сто человек убивает. Как быть?

- Еще раз говорю – категорически и императивно: нельзя убивать людей!

- Но…

- Повторяю для дураков. Нельзя. Убивать. Людей.

- Вот заладил, – в сердцах воскликнул Костик. – А в результате получается нуль!

- Почему нуль? – Сергей страшно удивился.

- Потому что «нельзя» – эн. «Убивать» – у. А «людей» -эль. В итоге – нуль. Дырка. Пустое место, блин!

Сергей с грохотом возвысился над кухонным столом. Лицо его исказила жуткая гримаса – словно у него заболели все зубы разом, а вместо таблетки анальгина он съел кусок говна.

- Я тебя сколько раз просил не употреблять этого мусорного словечка?! Дома – «блин», а на улице – наверняка «блядь». Через каждую фразу – «ну», или «ну вот», или «ну это». Мысли излагать как следует не умеешь. Речь заражена паразитами. В свои двенадцать лет ни одной книги до конца не дочитал. Я могу часами говорить на разные темы и ни разу не повторюсь, ни разу не употреблю сорного слова. Ты впервые в жизни придумал акроним, хотя, что это такое, ты не знаешь, и свел к нулю самое главное, что я пытаюсь тебе внушить. Нуль! Надо же – нуль. Это ты нуль, щенок! И фаза жизни у тебя – нулевая. А перейдет ли она в единичную – очень большой вопрос.

- Если я нуль, то ты – надутый дурак! – заорал Костик во всю глотку и, не зная, как выпустить энергию, почти не глядя, метнул нож в раскрытую дверь кухни.

Нож сверкнул в воздухе и с чавканьем вонзился в гранатовый лист.