НП-2 (2007 г.)

Карманы мои не тронули. Поэтому при мне остался мобильник, паспорт и даже двести рублей. Я, шатаясь, прошёл каких-то всего-то метров пятьдесят до метро и увидел, что прямо передо мной стоит такси. Как будто оно меня-то как раз и дожидалось J.

Я сунул в окошко свою окровавленную морду (крови, кстати, пролилось немало, голова – такое уж кровеобильное место – так что я считаю, Заземление вполне состоялось J; всё, смею надеяться, смешалось как надо), объяснил суть проблемы, и меня согласились отвезти в моё съёмное Отрадное. На часах по-прежнему не было полуночи.

Минут через 15-20 я уже вошёл в квартиру. Хозяйка, Галина Петровна, слава богу, уже спала. Я умылся, позвонил Ване, сказал, что клавиш его больше нет, после чего принял залпом не то пять, не то семь таблеток анальгина и мгновенно уснул.

На следующий день прознавшая об этой истории Да сразу сказала что-то вроде «приезжай болеть ко мне». Не без акцента, прямо скажем, на «ко мне», то есть в нашу с ней квартиру. На пару дней я действительно «к ней» приехал.

Уже с ней, с моей дорогой дружиной, мы снова съездили на Аллею Космонавтов, подали для проформы заяву в близлежащее отделение милиции (хуй знает, а вдруг бы нашли. Вряд ли конечно, но всё же…) и сходили в травмпункт, где обнаружилось, что у меня всё-таки сломан нос – мелочи жизни.

Вообще, повторяю уж не помню, в какой раз, вся эта драматическая история про Да, Лариссу и Заземление более подробно и по горячим следам изложена в моём романе «Да, смерть!». Могу сказать одно: на словах и Да и Ларисса собирались ехать на Голгофу вместе со мной; обе засвидетельствовали свою решимость и желание быть в мой последний час рядом со мной. Знаете что, я на полном серьёзе склонен думать, что если б в том злоебучее лето 2003-го года я всё-таки поехал бы туда, они бы действительно сделали это. Насчёт Да немного сомневаюсь, но Ларисса – точно.

Узнавшая о моей «беде» мама упросила меня съездить всё же обследоваться в клинику к моему дяде, довольно известному детскому невропатологу, профессору Скворцову. Я сделал это. Там обнаружилось, что у меня проблемы с сетчаткой. Меня направили в «доктор Визус» на Тверской. Мама дала своему непутёвому сыну триста баксов (сразу скажу, что я ничего такого в этом не вижу, ибо родственники мои на самом-самом деле совершенно объективно должны мне ещё тысяч десять долларов, которые они заиграли у меня при продаже нашей общей квартиры на Малой Бронной, коей я был собственником «в равных долях», в 2002-м году, а поскольку речь идёт именно о деньгах за квартиру, то в пересчёте на сегодняшние цены они должны мне и вовсе как минимум тысяч 50, ну да Бог им судья J, то есть я сам, но… я на убогих долго зла не держу) – так вот, мама дала мне триста баксов, и сетчатку мне благополучно приварили на место. Делается это так.

В глаза закапывается анастетик, ибо все, полагаю, знают, что любые механические воздействия на слизистую глаз очень болезненны. Через пять-десять минут, когда капли начинают действовать, на глазное яблоко надевается такой специальный окуляр, который является как бы стыковочным узлом между твоим глазом и, так сказать, уже непосредственно «гиперболоидом». Подбородком ты при этом жёстко упираешься в специальную подставочку, чтобы голова твоя была неподвижна при операции.

Когда все необходимые приготовления закончены, в тебя, прямо вовнутрь твоего мозга, ударяет луч лазера – ослепительно белый Абсолютный Свет…

То есть даже не то, чтоб белый и не то, чтоб в тебя ударяет, а просто всё то время, пока длится операция, ты как будто находишься внутри Солнца.

Это очень странное ощущение. С одной стороны, ты вроде сохраняешь способность мыслить, чувствовать и осознавать своё «я», но с другой – вроде как ничего больше, кроме Света, и нет…

Наконец мне всё сделали.

Я вышел на Тверскую улицу, которая так же была вся залита ярким солнечным светом. Я позвонил обеим своим женщинам, поскольку обе они об этом меня просили, и пошёл на Тверской бульвар пить пиво.

Несмотря на сломанный нос и два чуть не во всё лицо синяка вокруг глаз (кажется, это так и называется – panda-eyes J) я чувствовал себя вполне счастливым в те дни. Я спал попеременно с двумя прекрасными женщинами, жил один, почти не общался с мамой, запись «Новых Праздников» у Эли Шмелёвой так же подходила к прочному и удовлетворительному финалу – о чём ещё, скажите на милость, может мечтать мужчина 30-ти лет? J Да, и ещё раз «да», это было одно из прекраснейших времён моей жизни!..