Non Cursum Perficio (СИ)

Они отлично уживались рядом все эти недели – две непохожести, страстный рассказчик Камилло и бесстрастный слушатель Рыжик. Пока Камилло исправно втюхивал обывателям страховки, Рыжик неторопливо читал книги из Камиллового шкафа – в Антинеле он был лишён такой своей прихоти, как чтение художественной литературы – и изредка делал не вполне искренние попытки разобраться в себе. Ему не хотелось прекращать этот сладостный обморок безмыслия и бездействия. Сентябрьские обещания «пожить у Диксона недельку» начали увядать в октябре вместе с пёстрыми листьями, изрядно вылиняли под ледяными дождями ноября и окончательно рассыпались в прах где-то в середине декабря. Их с Камилло несколько однобокое общение заключалось в самозабвенных заплывах Диксона по извилистым руслам линий судьбы на своих ладонях, или в дружеском молчании над чашкой чая. Никому из них не требовалось большего для изготовления маленького кусочка счастья. Но сейчас Рыжик сам заговорил о себе – и в уютной натопленной комнате неожиданно повеяло тленом, отчаянным дождём и стылыми сумерками. И опять, как и в сентябре, в голосе Рыжика не было никаких эмоций – обесцвеченная картина мира, в котором умерло солнце. У него вообще сам по себе был невыразительный голос.

-А как ты думаешь, – прошептал Рыжик, осторожно встав и вешая бусы на ёлку. Камилло понял, что он специально встал спиной – не хотел, чтобы Диксон видел его лицо.

Камилло вступил сейчас на очень тонкий лёд, и дальнейшие слова надлежало произносить с аккуратностью оперирующего на открытом сердце хирурга – чтобы не дрогнула рука, отбирая неосторожным жестом чужую жизнь. Глядя на поправляющего бусы Рыжика, Диксон отозвался:

-Ты знаешь... Мне кажется, что ты просто заблудился в темноте. И так к ней привык, что уже боишься выйти к свету. Никто не хочет идти за тобой, никто не хочет тебя спасти, в том числе и ты сам. Я… (господи, как бы ему объяснить-то, не сморозив при этом банальную глупость?!) … Я готов тебе помочь обрести гравитацию в этом мире, прекратить твои метания в потёмках – но одного моего желания тут недостаточно, нужно и твоё. Понимаешь… Джель?

Камилло льдинкой в бокал уронил настоящее имя Рыжика, и тот сильно вздрогнул. Медленно обернулся – всё то же отталкивающее, равнодушное выражение лица, только на прикушенной губе остался тёмный, похожий на прилипшее яблочное семечко след – будто ещё одна родинка.

-Ты видишь слишком много, Камилло, – промолвил Рыжик, в очередной раз удивляясь тому, насколько зорким оказалось сердце этого, в общем-то, самого обыкновенного старикана. Потом опустился на колени, вытащив из коробочки с ватой большой зеркальный шар, и задумчиво посмотрел на своё отражение. – Но тебя прощает то, что ты принимаешь всё, что видишь, таким как оно есть, без страха и отвращения. Даже то, что видишь в зеркале… – он протянул шар Камилло на ладони. В душе у него саднило от истинности слов Диксона. Даже дерзкий побег из Антинеля не стал бальзамом, способным сгладить шрамы и швы на его расколотой душе.

«А может быть, Диксон прав? – отрешённо подумал Рыжик, сидя на полу среди новогодней мишуры, держа в руках шар и глядя снизу вверх на мерцание, шелест и шуршание ёлки. – И я на самом деле, где-то в глубине души, не хочу менять себя, сопротивляюсь, цепляюсь за страхи и обиды Норда, и за гордыню и надменность того, кто был до Норда?.. И что дальше-то?».

-И что дальше-то?.. – ни к кому не обращаясь, произнёс Рыжик вслух; в его тёмных глазах тонули, как в вязкой смоле, блики света от ёлочных шаров и гирлянд.

-А дальше мы идём пить чай и баловаться плюшками, – решительно объявил Камилло, ногой отодвигая с дороги коробку с ватными шишками. – Это лучшее лекарство от грусти, поверь моему огромному жизненному опыту. Веришь?

Рыжик с радостью отложил в сторону зеркальный шар и неприятные мысли, и прошёл на тёплую Камиллову кухню, тем самым молчаливо признавая, что его жизненный опыт – ничто рядом с великой мудростью Диксона. Хотя, может, так оно и было…

====== 8. Пустыри ======

-Февраль на переломе… Посмотри, как искрится снег. До времени вербы осталось полторы вьюги и сорок тысяч километров серого неба, – сказал Рыжик, прижимаясь к оконному стеклу. В его глазах отражалось первое февральское воскресенье. Камилло неторопливо доел печенье, стряхнул крошки с усов и тоже посмотрел за окно.

-Не хочешь откусить кусочек грядущего марта здесь и сейчас?

-Я… – Рыжик не отрывался от стекла. – Сколько слякотных минут я отсутствовал на дорогах, сколько мне ещё идти? Я не знаю… Сегодня отличный день для того, чтобы сорваться с цепи, которую я выковал себе сам, Камилло. Пойдём гулять, пока солнце не зашло.

Одинаково щурясь от солнечных брызг, они выскользнули в весёлый воскресный мир из затхлости подъезда. Дети играли с большим пятнистым вислоухим щенком в прятки. Непонятно чья бабушка созерцала их игру, сидя на лавочке и покровительственно улыбаясь в пространство. Вдоль цоколя спешил бандитского вида кот с такой подозрительной мордой, что его хотелось немедленно упечь за решётку.