Non Cursum Perficio (СИ)

Пока Камилло шёл за Рыжиком, машинально пытаясь не поскользнуться на корочке наста, он чуткими пальцами перебирал в памяти все те обрывки знаний, что ему удалось собрать за эти полгода. Вспомнилось отчего-то, как на осенней улице, когда у них спросил дорогу приятный смуглый мужчина в вишнёвом костюме, Камилло подробно объяснил ему дальнейший маршрут и даже проводил до ближайшего нужного поворота. А вернувшись, вытащил оцепеневшего от ужаса, с прокушенной насквозь губой Рыжика из соседнего подъезда, куда тот забился. И держал рычаг старинной водонапорной колонки на перекрёстке Овражной и Октябрьской, пока Рыжик ледяной водой смывал с лица кровь и беззвучно плакал, надеясь, что Камилло этого не заметит. Отчего, почему? Камилло боялся задавать эти вопросы. Потому что знал: он не хочет слышать никаких ответов, не хочет трогать раны в изорванной душе Рыжика, своего осеннего бродяжки… Ещё одно воспоминание: он приходит с работы, а Рыжик без сознания лежит в прихожей возле сдёрнутого с тумбочки, разбитого телефона, и в мёртвой трубке – странный пугающий шорох, шепот пустоты. И те слова Рыжика, в их первый вечер вместе: «Камилло, понимаешь ли ты, чего просишь?». Кто он такой – призрак его нерождённого сына, или безымянный росток чужих грехов, проклюнувшийся в это мир дождливым сентябрем, или просто сирота с исковерканной судьбой?

-Знаешь ли ты это сам, Рыжик? – тихо проговорил Камилло, догоняя его и крепко беря за руку.

Ещё минут с пять они шли по петлявшей меж берёз дороге, провожаемые призрачным эхом скрипа качелей, а потом очутились на песчаном пустыре, где гулял неожиданно холодный ветер. По правую сторону стояло облезлое блочное здание, в лучшие свои времена имевшее тускло-жёлтый цвет, а слева недовольно щетинилось соснами заброшенное кладбище.

Дорога, всё так же похабно виляя, спускалась вниз с холма к уже замеченной серой многоэтажке и приплюснутому магазину, застывшему в состоянии вечного переучёта. У Камилло чуток отлегло от сердца: на смутно помнившееся ему Кирпичное это было непохоже.

-Фу, ну и выселки, – скривился Диксон, отнюдь не понарошку – откуда-то с песком и ветром прилетел запах дешёвой рыбы, поджаренной явно на машинном масле. Рыжик мелко дрожал на пронизывающем ветру, неотрывно глядя на жёлтое облезлое здание. Ветер трепал его волосы и полы пальто с абсолютно разумной, осязаемой злобой.

-Пойдёшь со мной? – неуверенно спросил Рыжик, полуоборачиваясь к Камилло и глядя на него с некоторым сомнением. Тот задумчиво и недовольно пожевал усы, пытаясь рассмотреть местность за приплюснутым магазином. Никакого оптимизма она ему не внушала.

-И что тебе может быть интересно на этих пустырях? Пошли лучше домой, всё равно погода испортилась, – Диксон обнял Рыжика за плечи. – Пошли домой, пить чай, греться.

-Ты не понимаешь, Камилло… Здесь такое место… Мы заблудились, как только свернули с твоей улицы, нам теперь так просто не вернуться домой. Нужно спросить дорогу… там должны знать, я думаю, – Рыжик мотнул подбородком в сторону жёлтой облезлости. – Это ведомственное общежитие номер сорок восемь, там люди не злые, просто несчастные очень. Пустыри...

Камилло с подозрительностью покосился на одиозное здание, но решил не спорить. Вдвоём они с непонятной осторожностью подобрались поближе по бесснежному, каменистому пустырю, засыпанному песком и мусором. Дом в упор таращился на них грязными окнами – редко где глаз выхватывал на них шторы, в основном, стёкла были прикрыты старыми тряпками или жёлтыми выцветшими газетами.

-Не бойся, – неожиданно сказал Рыжик и толкнул створку двери в единственный подъезд. Из темноты пахнуло теплом, гнилью и той самой жареной рыбой. Рыжик бестрепетно исчез в чёрном смердящем зеве подъезда, и Камилло не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

Прямо из подъезда начинался длиннющий коридор, похожий на слепую кишку; в его глубине что-то происходило – оттуда слышалось жужжание, позвякивание и звук льющейся воды. Едва ли не наощупь, ориентируясь в темноте на эти звуки, оба пробрались к бездверному проёму на закопченную, неимоверно грязную кухню. На злобно жужжащей электроплите чадила сизым дымом чугунная сковорода с жарящейся рыбой, а рядом, у оцинкованного рукомойника, худая женщина ловко разделывала свежую порцию обеда, выпуская в слив чёрную рыбью кровь и длинные кишки. Камилло откровенно замутило, и он предпочёл уставиться в серую от грязи кафельную стену.

-Извините, – тихо позвал Рыжик, – вы не могли бы подсказать нам дорогу на текстильную фабрику? Я знаю, что вы туда не ходите, но…

-А кто сейчас дальше Северной будет ходить? Никому ни с ведьмами, ни с трамвайным депо проблем не нужно, я молчу про ту, что нас на Пустыри позагоняла, – откликнулась женщина устало, и швырнула очередную потрошёную рыбу в круглый тазик на столе. – Нас тут совсем мало осталось, кто из Берёзников от греха подальше убрался, все попередохли в январях. Я тоже думала, уйду в эту зиму, сил нет, как здесь тяжело выжить в морозы…