Non Cursum Perficio (СИ)

Изящные руки Рыжика дрогнули, сминая бумажный пакет. «Господин директор Антинеля, Норд, – произнёс в его голове мягкий, с южным акцентом, мужской голос, – где вы? Я не могу вас найти… Но я чувствую – вы где-то рядом, совсем близко…».

Рыжик тихо вскрикнул, нервно обернувшись, и закусил угол губы. Неустойчивая плотина, возведённая им между прошлым и настоящим, опять рухнула, погребая под собой. Мигрень вновь царапнулась в висках, а ветер донёс ароматы шоколада и вишни… Захлебнувшись пряным осенним воздухом, ничего не соображая, Рыжик инстинктивно уткнулся лбом в пропахший табаком и кофе пиджак Камилло в нелепой попытке спрятаться от собственного прошлого.

-Что с тобой? – Диксон несмело коснулся ладонью модно подстриженных золотисто-рыжих волос – они были гладкими, словно шёлк, и мерцали в свете лампочки над подъездом. От этого прикосновения Рыжик вздрогнул и очнулся, тут же шагнув назад.

-Да это… мигрень. У меня бывает иногда, я привык, – еле слышно проговорил он, слизывая кровь с прокушенной губы. Ему стало стыдно за проявленную в присутствии чужого человека слабость – так, что на щеках вспыхнул румянец. Помолчав немного, Рыжик легонько вздохнул и добавил, чтобы успокоить встревоженного Камилло:

-Сейчас выпью крепкого кофе, должно пройти. Извините.

-Пойдём… домой, – промолвил Диксон, вновь вздрогнув и вспомнив ощущение волос Рыжика под своей ладонью. Странные мысли приходят, когда осень, и вечер, и дождь, когда так жаль, что жена сделала тогда тот неудачный, кошмарный аборт, после которого не смогла больше иметь детей… Ошибки и свойственное молодости небрежение к собственному будущему, расплата за которые – одиночество.

-Кто твои родители, Рыжик? – тихо спросил Камилло, пока они поднимались на шестой этаж по узкой кирпичной лестничке с забранными решётками окнами.

-У меня их нет, – ответил Рыжик тем самым своим неживым тоном, из которого словно вымыло все краски и эмоции. – Вы мне просто не поверили, когда я сказал, что у меня нет дома и родных. Я же вижу.

-Не обижайся. Просто в такие вещи страшно верить, Рыжик, – тяжело вздохнул Камилло, – да и не похож ты на бездомного, честно говоря. Знаешь, СМИ кричат нам: всё прекрасно в этом лучшем из миров. Вот в это хочется верить. Так и нужно. На это и рассчитано. Чтобы верили и не замечали бездомных людей, просящих подаяние у церквей и в подземке, одиноких стариков с глазами побитых собак… Яркий фасад улиц и нищие дворы… Уж не знаю, как и почему у тебя нет дома и родных – может, расскажешь потом? – но я тебе верю. Вот.

Рыжик молча опустил ресницы, стиснув пальцы на пакете с кофе. Он так устал от этой серой, осенней пряжи ненастных дорог. Камилло Диксон был первым за последние полгода человеком, пригласившим его к себе домой. И Рыжику отчаянно хотелось тепла, уютного молчания за чаем и ночёвки под крышей, в жилье, а не в электричках и на остановках…

-Следуй линиям своей судьбы… – Рыжик, сидя на подоконнике, прочертил на запотевшем стекле две параллельные прямые. Вокруг абажура над столом кружила поздняя мошкара, из приоткрытой форточки тянуло зябкой пряной сыростью. Камилло сидел в кресле, потягивая кофе, и слушал шёпот дождя из застекольной темноты. Рыжик подумал, что старикан похож на фермерское чучело из Канзаса или Небраски – сплошная дерюжка. Вельветовые брюки «привет из шестидесятых», вязаный свитер с оленьчиками на животе и немыслимые шерстяные носки в полосочку. Не хватало только драпового пальто с заплатками и шляпы с подсолнухом за лентой. Лоскуточный такой старикан. Совсем не вредный, хоть и бурчит в усы. Это так – корка, ракушка, броня. Как мой чёрный шёлк и молчание арктических равнин.

-Что ты будешь делать, когда наступит завтра? – аккуратно спросил Камилло поверх чашки и дремотного дымка, и тонкий лёд опасно хрустнул под его ногами, когда Рыжик обернулся и уставился на Диксона раскосыми чёрными глазищами. И опять безо всякого выражения.

-Уйду своими дорогами, как и всегда, – голосом, похожим на холодную изморось на живых цветах, отозвался Рыжик. В его бесстрастных глазах тонуло, кусая губы, отражение Камилло.

-Не… не останешься? – еле выговорил Диксон, почти задыхаясь. Рыжик казался ему сейчас константой собственной жизни, все эти годы по чудовищной ошибке вынесенной за скобки уравнения. Дрожащее, бьющееся, как лунная рыбка, на донышке души, обморочное понимание – так и должно было быть. Эти осень, вечер, дождь, испечённая вдвоём шарлотка, кофе с корицей, тёплый свет лампы под жёлтым матерчатым абажуром, шелест деревьев из мокрой темноты.

Рыжик, сидящий на подоконнике за белой шторой, и полузабытая мелодия из старой радиолы:

One time to be back to the point when everything is start,

One chance to keep it together, things that fall apart,

One sign to make us believe it’s true…

Следуй линиям своей судьбы.