— Вот именно,— сказал Бек. Толстые стекла его очков были наполнены пламенем; казалось, все лицо у него пылает.— У Камю есть трактат о Сизифе, и он как раз... Как раз о том, что мы можем... То есть когда я читал его, я подумал...— Он приостановился, как бы не решаясь продолжать, спрашивая, можно ли...
— Давайте, Бек,— подбодрил его Феликс.— Сегодня все можно.
— А значит, можно и выпить,— сказал Карцев.— За Сизифа!.. Он, по-моему, одолел смерть?..
— У нас есть фасоль в томатном соусе,— объявил Кенжек.— Где нож? Я открою...
— За Сизифа!— сказал Карцев.
Рваные края грота отчетливо, как вырезанные из черной бумаги, выделялись на фоне светлого неба. Лунные лучи казались тягучими, вязкими. Они заливали плоскую равнину — внизу, под скалой,— уходящую к невидимому морю. Когда-то оно плескалось там, катило белые буруны, в воздухе устойчиво пахло гнилыми водорослями, йодом, сырой солью...
Ах, хорошо!..— подумал Феликс.
— Так что же, Бек?—сказал он.— Вы говорили о Сизифе...
— Есть версия,— сказал Бек,— по которой Сизиф обманул бога смерти, заковал его в оковы и сделал людей бессмертными, однако дело не в этом,— Он своим обычным жестом поправил очки, но что-то нарушило сегодня его лекторскую интонацию. Он был взволнован.— И не в том, что Сизифа за это покарали боги... Дело в том, как его покарали.
— Это вы про камень?— спросил Спиридонов.
— Вот именно,— сказал Бек.— Тут вся философия экзистенциализма...
— Только вы попроще, Бек,— вздохнул Карцев.
— Я совсем просто,— сказал Бек.
— И покороче...
— Я коротко.
— И нельзя ли вообще без Сизифа, в такую-то ночь... А, Бек?.. Ведь мы за него уже выпили.
— Карцев!..— сказал Феликс.
— Да нет,— покрутил головой Карцев.— Я молчу. Я слушаю...
— Так вот,— начал Бек,— боги, как известно, объявили Сизифу, что его наказание будет длиться до тех пор, пока ему не удастся вкатить на крутую гору огромный камень. Только тогда он обретет свободу. Однако едва Сизиф достигает вершины, камень срывается вниз. И каждый раз Сизиф спускается с горы и начинает все сначала...
— Веселая работенка,— ухмыльнулся Сергей.— Главное — полезная для общества.
Бек его не слышал.
— Он изо дня в день упорно продолжает свой нескончаемый труд, единоборство с жестокими богами. Перед ним две возможности. Одна — бросить свое безнадежное дело, перестать вкатывать камень. Но для него это не возможно. Это значило бы — признать поражение, сдаться, покориться богам... Другая — не надеясь на победу, продолжать борьбу. Ситуация абсурдна, безвыходна. Но он в тысячный, и в тысячу тысячный раз спускается с горы, вытирает пот...
— Перекуривает...— вставил Сергей.
— И берется за свой камень. Он не сдается, он продолжает борьбу...
— Бедный Сизифчик,— вздохнула Рита.— Мне так его жалко!
— Жалко?..— переспросил Бек без улыбки,— Он сделал единственно достойный человека выбор. С точки зрения Камю,— добавил он после паузы.
— Вы с ним не согласны?— спросил Феликс.— Я о Камю.
— Нет,— сказал Бек застенчиво, но твердо.— Я думаю существует еще один выход... Третий выход.— Бек поправил очки.— Бороться и победить. Но для этого Сизифу пришлое бы осмыслить ситуацию, в которой он находился.
— И тогда?..— спросил Гронский.
Он все время молчал и только ел, храня, казалось, полно равнодушие к разговору. Он и здесь не изменил себе, восседая на плоском обломке известняка, который специально для него выволокли из глубины грота, и с такой элегантностью поддевал и укладывал, на ломтик хлеба кусочек осетрины или кружок колбасы, так не спеша, со вкусом, жевал, запивая вином, разбавленным водой, как если бы это был ужин где-нибудь в «Метрополе».
— И что было бы тогда?..
— Тогда бы Сизиф обнаружил какой-то подходящий вариант. Ведь в мифах не говорится, что он дебил или идиот. Напротив...— Бек почесал подбородок.— Он мог бы, например, чем-нибудь закрепить камень наверху. Или подняться разок на гору без камня и там подготовить для него площадку... Да мало ли что! То есть,— скромно заключил Бек, повернувшись к Феликсу,— я хочу сказать, что Сизиф способен осознать ситуацию, а осознав — изменить. Камю об этом не подумал.
У Феликса мелькнуло, как они, отрывая на учениях позицию полного профиля, исхитрялись вытаскивать из земли гигантские валуны, при одном взгляде на которые охватывала безнадежность.
— Бек,— сказал он, смеясь,— вы молодчина!— Он приподнялся и стиснул в руке его маленькую и сильную ладонь.
— За Бека!— сказал он.
— За Бека и за Сизифа!— подхватил Спиридонов.— За тех, кто... Как это...— Он щелкнул над головой пальцами.— Да, кто способен изменить ситуацию!..
— За того, кто не сдался!— блестя глазами, сказала Айгуль, и все почему-то бросились чокаться уже не с Беком, а с ней,— и вдруг просиявший отчего-то Сергей, и Спиридонов, и Рита, и Жаик, со своей полной до самых краев стопкой, из которой, кажется, так и не пригубил пока ни капли, и Кенжек, размахивающий в одной руке — алюминиевой кружкой, стопки ему не хватило, и в другой — открытой банкой с фасолью.