— Еще как существуют, мы сами в этом смогли убедиться, — сухо заметил Грейдер.
— Гражданское неповиновение, — повторил посол, щуря глаза. У него был вид человека, который пытался осознать нечто, неподвластное его восприятию. — Но они не могли сделать его своей социальной основой! Это абсолютно нерабочий принцип.
— Еще какой рабочий, — возразил Харрисон, забыв добавить обращение «сэр».
— Мистер, вы пытаетесь противоречить мне?
— Я констатирую факт.
— Ваше Превосходительство, — начал Грейдер, — я предлагаю…
— Предоставьте это мне. — Краснея, посол отмахнулся от него. Он сердито посмотрел на Харрисона: — Вы ни в коей мере не эксперт в области социально-экономических проблем. И зарубите себе это на носу, мистер. Людишек вроде вас очень просто обмануть внешней мишурой.
— Он работает, — продолжал стоять на своем Харрисон, удивляясь тому, откуда у него взялось это упрямство.
— Как и ваш велосипед. У вас велосипедное мышление.
В этот момент что-то словно сломалось, и голос, очень похожий на голос Харрисона, проговорил:
— Как бы не так!
Потрясенный этим феноменом, Харрисон даже зашевелил ушами.
— Что вы сейчас сказали, мистер?
— Как бы не так! — повторил он, чувствуя, что совершает нечто непоправимое.
Посол побагровел, но не успел ничего ответить, так как в эту минуту капитан Грейдер встал со своего места и применил свои полномочия:
— Независимо от очередности дальнейших увольнений, если мы вообще решим еще кого-нибудь отпустить, вы должны оставаться на корабле до дальнейших распоряжений. А теперь — убирайтесь!
Харрисон вышел, голова у него кружилась, но в душе он чувствовал странное удовлетворение. В коридоре старпом Морган смерил его сердитым взглядом.
— Как ты думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы дойти до конца этого списка, если вы, ребята, будете торчать там по неделе каждый? — Он недовольно закряхтел, сложил руки рупором около рта и заорал: — Хоуп! Хоуп!
Ответа не последовало.
— Хоуп нас покинул[3], — заметил какой-то остряк.
— Очень смешно, — ядовито усмехнулся Морган. — Сейчас прям живот надорву от хохота. — Он снова поднес сложенные рупором ладони к лицу и выкрикнул следующую фамилию: — Хэланд! Хэланд!
И вновь — никакого ответа.
Прошло еще четыре дня, которые тянулись долго и мучительно. Всего девять дней с того момента, как корабль проделал рытвину в земле и больше не поднимался в воздух.
На борту было неспокойно. Сроки увольнения третьей и четвертой очередей постоянно переносились, что вызывало у людей беспокойство и раздражение.
— Сегодня утром Морган принес ему третий список на увольнение. И все — то же самое. Грейдер признал, что этот мир нельзя назвать враждебным и мы имеем право идти куда захотим.
— Тогда почему же, черт возьми, он не следует букве закона? Космическая комиссия с него три шкуры спустит за такое нарушение!
— Предлог все тот же. Он говорит, что не отказывает нам в увольнении, просто откладывает его. Хитрая отговорка, правда? Он утверждает, что отпустит нас сразу же, как только вернутся пропавшие члены экипажа.
— Но они могут никогда не вернуться. Черт возьми, да он просто использует их как предлог, чтобы подольше потянуть время!
Жалоба была серьезной и обоснованной. После недель, месяцев и даже лет, проведенных в замкнутом пространстве постоянно дрожащей бутылки, неважно, какого размера, людям требовался выходной, пусть и на относительно короткий период. Они испытывали огромную потребность в свежем воздухе, твердой почве под ногами, широких, ясно очерченных горизонтах, хорошей еде, женском обществе, новых лицах.
— Он прекратил отпускать нас в увольнение как раз в тот момент, когда мы поняли, что надо делать — одеваться в гражданское и вести себе как ганды, вот и весь секрет! Сейчас даже ребята из первой очереди не прочь еще раз попытать удачу.
— Грейдер не станет рисковать. Он и так уже слишком многих потерял. Если из очередного увольнения вернется только половина, ему придется набирать новую команду, чтобы взлететь и вернуться в порт назначения. Тогда мы застрянем здесь намертво. Как тебе это понравится?
— Лично я горевать не стану.
— Он мог бы обучить чиновников. Пора этим ребятам заняться честным трудом.
— На это уйдет года три, не меньше. Тебе ведь столько времени понадобилось?
К ним подошел Харрисон с маленьким конвертом в руках. Все трое тут же начали подтрунивать над ним.
— Глядите-ка, он надерзил Его Высокоблагородию и теперь обречен безвылазно сидеть на корабле, как и мы.
— Меня это устраивает, — заметил Харрисон, — уж лучше сидеть взаперти за дело, чем просто так.
— Это долго не продлится, вот увидишь! Мы не станем тут вечно торчать и ныть. Совсем скоро мы что-нибудь
— Что же, например?
— Мы как раз думаем об этом, — уклончиво ответил второй матрос. Он заметил конверт: — Что это у тебя? Дневная корреспонденция?
— Она самая, — согласился Харрисон.
— Ладно, читай, не буду мешать. Я не любопытный. Просто думал, может, случилось чего. Вы, инженеры, обычно получаете всякие письменные распоряжения.
— Это в самом деле письмо, — ответил Харрисон.