Тем временем начался город — потянулись унылые, как коровники, пятиэтажки рабочего района в окружении чахлой, выморочной какой-то зелени, складские дворы, автобазы, — и очень скоро женщина попросила высадить ее и сына.
Теперь Строкачу не терпелось увидеть Обреутова. Сегодня воскресенье, и отставник должен быть на дежурстве вплоть до полудня.
— О, Павел Михайлович, не забываете старика! Располагайтесь, устраивайтесь как дома. — Обреутов был весел и громогласен. — Ну, как движется следствие?
— Работаем, Владимир Лукич. Спасибо, я немного пройдусь по лестнице. Славно у вас все-таки. Чистота, порядок, глаз радуется. И вокруг неплохо зелень, все ухожено. Так я поднимусь, погляжу кое-что.
— Давайте, и я с вами, если вы, конечно, не возражаете. — Обреутов выбрался из-за своего стола. — Может, вопросы возникнут, а я — вот он, под рукой.
— С удовольствием. А как же вахта? Все-таки на посту… — шутливо заметил майор.
— Да что вы, товарищ майор. Здесь все на контроле. Открываю только по звонку, удостоверившись, что свои. Остальным — извините. Если надо отойти, я ведь тоже человек живой, — все на замок. А звонок тут такой — на весь дом слыхать.
— Серьезное устройство. Не жалуются жильцы, не мешает?
— У него звук регулируется. Вот он, ползунок. Я на полную мощность никогда и не включаю.
— Интересно, а на четвертый этаж, да еще и в квартиру — слышно его?
Обреутов как-то смешался, недовольно покрутил носом и последовал за майором вверх по лестнице. Переводя дыхание, Строкач на минуту задержался на площадке между вторым и третьим этажами. Окно было наглухо закрыто на два массивных бронзовых шпингалета. Строкач постучал пальцем по нижнему, поглядывая сквозь стекло.
— Уютный здесь дворик. Прямо тебе пейзаж Поленова. Одна эта скамеечка, утопающая в зелени, чего стоит. Ага, там и наша почтенная Октябрина Владленовна, бессменный часовой. А почему не открываете? Воздух свежий, дождик прошел…
— Инструкция запрещает. Раньше, бывало, детвора открывала, но теперь — ни-ни. Такое время.
Спустились, и Строкач внезапно спросил:
— А что, Владимир Лукич, здорово вы удивились четыре дня назад, когда внезапно обнаружили, что окно открыто? Да не суетитесь, спокойно. В этом я вас не виню. К чему бы, казалось, вам выпускать незваных гостей в окно, если в вашем распоряжении дверь? Здесь, правда, Октябрина Владленовна начеку, но и она может отвлечься…
Обреутов слушал молча, виновато кивая. Строкач гнул свое:
— Ну, конечно, что хорошего, если некий подозрительный субъект незамеченным ушел из охраняемого вами дома. Можно ставить вопрос о профессиональной пригодности. А это весьма и весьма неприятно и может иметь далеко идущие последствия…
Наконец Обреутов глухо отозвался:
— Ясное дело, как бы оно ни повернулось, а стрелочник всегда под рукой. Да, шпингалет я закрыл, когда мы с вами сразу после убийства поднимались наверх. Кому охота оказаться на улице? Если бы вы меня тогда спросили — я бы и сказал сразу, а так — не хотелось лезть под горячую руку.
— Ладно, проехали, — Строкач махнул рукой. — Вообще, в таких ситуациях надо поменьше темнить. Я еще раз наверх пройдусь, а вы пока поразмыслите, может, еще что вспомните…
— Да чего сидеть? Сейчас время самое тихое — одиннадцать, народу нет вовсе.
— У вас часы отстают. Семь минут двенадцатого, подведите. И подумайте, разговор наш еще не закончен.
Одним махом майор взлетел на четвертый этаж позвонил, вызвав собачий лай и не слишком радушное «Кто там?» за дверьми.
Мария Сигизмундовна выглядела неважно и на вопросы отвечала каким-то сырым, болезненным голосом.
— Мужчина? В это время? Ну, разве что сын. Но и его не было. Если угодно, поинтересуйтесь у вахтера, как раз Владимир Лукич дежурил, как и сегодня. Это серьезный человек, порядок знает.
— Скажите, Мария Сигизмундовна, а бывает, что Обреутов заходит к вам в квартиру, или вы встречаетесь только внизу, у вахты?
— Ох, какое слово — «встречаетесь», — пожилая дама рассмеялась, но чувствовалось, что она недовольна поворотом разговора. — Уж не решили ли вы, что у нас с Владимиром Лукичом роман? Увы! Мы действительно по-приятельски знакомы, он иной раз забегает чайку попить, поболтать.
— А в тот день, когда обнаружилось преступление, Обреутов был у вас?
— Да, где-то в половине девятого. Я встаю рано, а чай предпочитаю покрепче и в компании. Сын ушел раньше.
— То есть Обреутов находился у вас в рабочее время?
— Ах, вот вы о чем… Ну, да ведь он ненадолго, а подъезд заперт. Дверь оставалась приоткрытой, так что и звонок слышно, а если кто выходит из подъезда, то сами управятся…
Торопливо распрощавшись, Строкач сбежал по лестнице. Но здесь его ждал сюрприз. Обреутова не было! За столом вахтера восседал высокий, костлявый старик с оттопыренными ушами и вислым носом, посверкивая угольками черных глаз. Сменщик! Строкач взглянул на часы — двадцать минут двенадцатого. Это не осталось незамеченным. Вахтер сурово сдвинул кустистые брови, но промолчал.
— Где Обреутов? Ведь смена в двенадцать!