— Жить хочешь... — протянул он лениво с напускным удивлением, будто я обмолвилась о каком-то неправдоподобном капризе. Взял в руку палочку, Лорд отвлеченно начать её поглаживать. — Похвально, похвально. Ты, как я вижу, уже не дрожишь? Прекрасно. Иметь дело с особью, поминутно теряющей от страха сознание, было для меня довольно-таки неудобно.
— Не могу понять, за что вы ко мне так придираетесь... Я тружусь не покладая рук для вашего блага.
— Иначе и быть не может, дурочка.
— Могло быть иначе. Я могла избрать смерть, но...
— Замолчи! Ты должна благодарить меня, — прошипел он злобно. — Я спас тебя.
— От чего? — нахмурилась я.
— «От чего, милорд», соблюдаем манеры, юная Присцилла, — поддразнил он, упиваясь своим превосходством.
— От чего вы спасли меня, милорд? — послушно спросила я.
— От посредственности.
Немного помедлив, Лорд продолжил:
— Моя репутация величайшего темного волшебника незыблема. Я раздвинул границы магии. Я сам себя создал. Cлава cкоротeчна, но мне нет дела до cлавы, я жажду бeccмертия. И я ожидаю от тебя результатов. Лучше тебе дать мне толковый отчёт, чем уклоняться.
— Я не уклоняюсь, милорд, — был мой ответ, и я тяжко вздохнула из-за того гадкого ощущения, когда тебя обвиняют безосновательно. — У меня даже времени нет отвлекаться на свои дела...
— Да какие у тебя могут быть дела! — небрежно отрезал он. — У тебя всего одно дело. Слышала, какие дела я поручаю своим слугам?
— Слышала, милорд.
Это был тонко рассчитанный маневp с целью вовлечь меня в cпор, cxватиться со мной и выйти побeдителем. Но я не ввязывалась ни в какой спор. Я лишь тихо взбесилась и надеялась, что Лорд этого не заметит.
— Когда ты злишься, у тебя на щеках вспыхивает такой гневный румянец, — вкрадчиво заговорил он, — и в твоих чертах проступает сходство с папашей. Но где он теперь, подумай. Что бы он почувствовал, узнай он, как неважно обращаются с его дочерью? Если б он только знал, что пребывающая в душевном смятении Катарина не может больше защитить маленькую Присциллу, а умеет только нахваливать подливку, тряпки и обивку.
Внезапно на пылающие поленья в камине обрушились жёсткие удары кочергой. Звук был похож на дробление костей.
— Что бы подумал папенька, узнай он, что малышка Присцилла бродит по тёмным коридорам Ньирбатора, зажав рот ладонями, чтобы не закричать...
Испытующий взгляд Лорда медленно скользил по моему лицу. Казалось, он хотел уловить мою реакцию и насытиться моим страданием. Но я не страдала. Слишком много времени прошло — девятый год уже. Мои злободневные заботы вытеснили потребность в сокрушении о былом.
— Такого я никогда не делала... милорд, — ответила я, и от страха перед тем, что он ещё придумает, невольно улыбнулась.
— Хорошо, — ответил он ровным тоном.
Кровь прильнула к моей голове. Я ощутила, как по всему телу растеклась приятная усталость, как будто я выдержала тяжкий поединок и магия предвкушала отдых.
Пауза продлилась недолго. Неожиданно Лорд потребовал мою тетрадь. Положив её на стол, он что-то прошипел на парселтанге, тетрадь наполнилась мягким сиянием. Я наблюдала и никак не могла понять, что это значит.
— Можно спросить, что это было, милорд?
Ответа не последовало.
Лорд откинулся на спинку кресла, как в начале, и упрямо смотрел на меня. Около минуты я продержалась, не отводя взгляда из-за какого-то упрямства, но затем опустила взгляд, будто мой взор был прожжен насквозь. Это не была легилименция, я точно знаю... или была?
Ну почему так сложилось, что у нас легилименция считается постыдным делом? Лучше б нас тщательно обучали ей. Или хотя бы той же безобидной окклюменции! Тогда я бы точно знала, когда Лорд смотрит, чтобы просто смотреть, а когда он листает меня... Я взяла на заметку попробовать самостоятельно освоить, по меньшей мере, начальные навыки данных отраслей магии.
Ещё говорит, у меня дел больше нет. Да у меня уйма дел! Лишь из-за него я ничего не успеваю.
====== Глава Двадцать Шестая. Сострадание ======
Суббота, 16 февраля 1964 года
Проснувшись сегодня утром, я лежала на высоко взбитых подушках и ещё долго томилась в постели. В ясное утреннее небо уже тянулись первые редкие дымки и слышны были за окном голоса. Мое дыхание было чуть затруднено, и я не смыкала глаз, устремив их в потолок. Вдруг я услышала шуршание: складки одежды на портрете Барона смешно шевелились, и мне на ум пришла одна идея касательно зелья Бартоломью, связанного с магическим гальванизмом.
Взяв в руки тетрадь, чтобы законспектировать свеженькую, я увидела, что Лорд оставил запись: