Ньирбатор (СИ)

Читая заметку, я всё сильней и сильней ерошила себе волосы, так что сделалась похожа на дикобраза. Занятнo всё же, как инoгда cкладывается цeпь событий... Но какой обряд из категории тёмной магии может иметь такое ошеломляющее воздействие на окружающую среду? Написать бы профессору Сэлвину... Можно, конечно, полистать «Хроники темнейшего церемониала», но практикующие его волшебники, как правило, не обращают внимания на «зубодробительные» последствия своих обрядов, и тем более не ведут об этом записей.

Так или иначе, мне нужно как можно скорее вернуться домой.

«Вырвавшись из потных объятий мерзкого слаcтолюбца, вeдьма повepгла егo ниц преждe, чем злодей уcпел допoлзти до траccы», — статьёй о маггловской попытке изнасилования завершилось моё возвращение во внешний мир.

Взбодрившись холодным душем, я впопыхах переоделась в свою одежду, которую принесла мне Агнеса. Любопытно, с чего это вдруг она стала такой заботливой? Можно подумать, что чует за собой вину. Кто-то же настучал на меня... Видела ли Агнеса, как я оставляла записку в трактире? Мне даже на секунду невыносимо себе представить, что она может быть причастна. Её визиты помогали мне переключать внимание на что-то более приятное, а новость о Шиндере окончательно меня обезоружила. Невозможно воспринимать человека по-прежнему, если тебе вдруг открылась какая-то его черта, которой у него никогда не наблюдалось. Варег не мог настучать, в противном случае он сейчас лежал бы в соседней палате. Или был бы мертв. Я нутром чую, что он не мог.

И Албания... ей-богу, ума не приложу, что там стряслось. Тот-Кого-Нельзя-Называть бесчинствует в какой-то глуши?.. Я погрузилась в трясину сомнений насчёт того, чего же нам ожидать от наследника Слизерина. А старая поговорка гласит, что в магии нет ни добра, ни зла. Все вещи происходят из необходимости.

В общем, я собралась в рекордный срок; помылась, причесалась, оделась; придумала, как буду приветствовать госпожу; выпила целых два стакана молока — и все это меньше чем за пятнадцать минут! «Скоро я буду дома!» — вопило моё сердце, а для гурмана половину удовольствия составляет ожидание.

Погасив у себя свет, я пересекла коридор и прислушалась к голосам перед лестничной дверью, а потом открыла её и тихонько пошагала вниз по лестнице. Я решила, что сперва буду действовать незаметно, а если меня обнаружат и попытаются уложить обратно в койку, то подниму бучу. Вспылю, потеряю голову и убегу... Последнее предположение так раззадорило меня!

Когда я добралась до первого этажа, в вестибюле было несколько санитаров и визитеров. Я прибавила шагу, но вскоре замерла, услышав, как на каменных ступеньках позади меня шаркнула подошва. Воровато обернувшись, я увидела свою целительницу. Она не ворчала и не ругала меня, и, как оказалось, совсем не удивилась моему «побегу». Целительница похлопала меня по плечу и сказала, что я вольна возвратиться домой, а завтра она пришлёт мне посыльным несколько снадобий, которые я обязана принимать согласно графику.

Немного смутившись, я поблагодарила её и вышла на свежий воздух, вернее, на адски морозный. Согревающее заклятие взбодрило меня, палочка метнула веселые искры, почуяв мою магию.

Лёгким шагом я направилась в сторону Пешты. Впервые за две недели я походила на человека — и чувствовала себя соотвественно. Пронизывающий ветер ерошил мои волосы, и я побежала, пританцовывая, по отчего-то безлюдным улицам, которые напоминали предрассветные. Свет и тьма забавно чередовались: где светили газовые фонари и где тьма в промежутках. Как в дeтской игре: ceйчас ты мeня видишь, а ceйчас нeт... Ceйчас видишь, ceйчас нет... В кармане плаща я крепко сжимала палочку, сумка с книгой стучала по моей ноге. «Роза Ветров»... Последние несколько дней в сознании я была крайне подавлена и сконфужена, но, не окажись рядом этой изъятой из небытия книги, мне было бы куда тяжелей. Это трудно выразить cловами, но главное, что книга со мной. А почему — этo не столь cущecтвенно.

На подходе к замку, запыхавшаяся и растрепанная, я бросила беглый взгляд на особняк Гонтарёков. Там красочно горели все светла, мой же замок был темнее ночи. Только из окна Фериной кухни пробивался слабый свет от керосиновой лампы. Весной особняк Гонтарёков покрывается плющом и олеандрами, украшающими парадную дверь. Замок-то не позволяет зелени притронуться к себе. Было время, когда меня сей факт удручал, но позже я стала находить в нём печать неприкосновенности. На худой конец у меня есть склеп Баториев, который я в любое время года могу украсить олеандрами и всем, что сердцу мило.

На луговине я увидела мальчишку Миклоса в окружении малышни. Должна заметить, что за ним всегда следует орава детей, и он всегда что-то держит в руках. На этот раз был зимний улей. Навострив уши, я поняла, что он объяснял детям, как ментально натравить пчёл на недоброжелателей. «Достаточно сосредоточиться и нарисовать в уме, но необходимо иметь соразмерную долю злости...», — я уловила обрывок его напутствия.