Люди мрачно слонялись по улицам, не обращая внимания на блеклый туман. Август смахивал на ноябрь, и мы с профессором брели по безлюдному Аквинкуму, слыша повсюду безмолвие и беззвучие. Мракоборцев нигде не было видно. Всё-таки это Сабольч-Сатмар-Берег, здесь творятся страшные вещи, а тем, кто их творит, здесь уютно.
— Так что вы хотели рассказать мне о Гонтарёках, профессор? — спросила я, приободрившись оттого что наконец смогла сбросить отвратительную личину Дирборна.
— Их особняк подожгли, — хмуро поведал Сэлвин. Меня передернуло и я крепче сжала руки, скрещённые на груди.
— Но... зачем? Они же безобидные. Кому они могли перейти дорогу?
— Я сам недоумеваю, Приска. Им наверняка было что-то известно, раз они заблаговременно уехали. А нам остается только гадать, что там произошло...
— И никто не знает, куда они направились?
Профессор покачал головой.
— А что там с Мальсибером? Его старик собирается вызволять сына?
— Он очень щепетилен в вопросах своей чести. Так что скорее всего нет. Уверен, он организует большой званый ужин, на котором продемонстрирует всем, что одобряет приговор.
— Значит, он тоже предал Тёмного Лорда?
— Многие нас предали — измена пришла и изнутри и извне. Грядут тяжёлые времена. Армия Дамблдора собирается, чтобы взять нас штурмом. А мы… — голос профессора был чуть громче шепот. — Даже оборотни напуганы, а страх для них — наипрезреннейшее проявление слабости. Они снова оказались лицом к лицу с угрозой для своего существования...
Я отстранённо кивнула. Оборотни не обрели для меня никакого смысла. Кто они, черт возьми? Как они сюда попали? Что им надо? Профессор сказал, что их ментальная организация была такой же, как наша, но это ничего не меняло для меня.
— Главное, что мы дома, — произнёс профессор, после чего притянул меня к себе. — Тебе нужно отдохнуть, Приска. Ты много пережила.
Он смотрел на меня так пристально и говорил так серьезно, что я, почитая себя обязанной сказать что-нибудь по этому поводу, смогла лишь запрятать подальше выступившие заново слезы.
В Аквинкуме плавали ароматы пожаров и свежевырытой земли.
Я не думала о Вареге и его семье, не радовалась их спасительному бегству и не волновалась за их положение. Эта часть моей жизни откололась и стала инородной. Меня волновали только крестражи. У Лорда их много. Он не может умереть. Просто не может. Местонахождение остальных крестражей не было мне известно, но знание того, что Лорд продолжает жить в Нагайне, действовало на меня болеутоляюще.
У меня не было сил на слезливую встречу с госпожой Катариной. Какое она имеет право посылать за мной моего бывшего профессора, словно я какая-то нашкодившая недоучка? Я злилась на неё и хотела остыть. По этой причине прямо из Аквинкума мы с профессором трансгрессировали к дому Бартока.
Шиндер, как авторитетный Пожиратель, завербовавший пол-Дурмстранга, взял на себя роль главного и решил созвать собрание. Разумеется, что ещё ему оставалось? Надо было решать, как быть дальше.
— Шиндер уже вернулся? — спросил Сэлвин, распахнув на ходу дверь в зал собрания, где сидели одни Кэрроу.
— Мне, что ли, проверять? — Амикус заносчиво повёл подбородком.
— Что ты расселся, псина? — рыкнула Алекто. — Знала бы я, какой вырастет у меня братец, я бы не била тебе морду вполсилы. Видишь, к тебе профессор обращается. Иди позови профессору профессора!
Амикус перевел взгляд на сестру и его щеки побагровели. Он откашлялся и поднялся с места.
Пока Кэрроу ходил за Шиндером, прибыли все, кто вообще прибыл в тот день. Собралась всего горстка Пожирателей: помимо Кэрроу был ещё Рудольфус Лестрейндж и Крауч-младший. Беллатрисы и Рабастана не было. Шаги Рудольфуса делали так много шума, что я бы не удивилась, увидев, что его ноги оканчиваются раздвоенными копытами.
Когда вошёл Шиндер, он обвёл собравшихся взглядом и вплотную подошел к Сэлвину, который поприветствовал его коротким кивком головы.
— Мало нас, — проронил Шиндер. Его персиковый камзол топорщился кружевами в три ряда, и по всему полю жилета прыгали кузнечики.
Сэлвин ничего не ответил, и Шиндер скользнул глазами по молчаливо наблюдавшими за ними Пожирателями, словно искал поддержки, но в их лицах не было ничего ободряющего. Тишина в комнате была звенящей. Все пялились друг на друга в каком-то исступлении.
Крауч был в неопрятном, неровно наброшенном на плечи плаще, из-под которого выглядывал запачканный кровью жилет. На его осунувшемся лице выделялись полные тоски запавшие глаза. Алекто сказала, что у неё трещит голова и что она хотела бы умереть, не будь у неё тупого брата, за которым надо присматривать. Рудольфус Лестрейндж сидел в кресле, закинув одну ногу на подлокотник, глядя перед собой пустым и безучастным взглядом. Бледное лицо окаймляли темные, жирные лохмы.
Я с облегчением села за стол и на минуту закрыла глаза. В тот день на меня свалилось столько встрясок, и я уже подрастеряла свою дерзость. В голове теснились сотни вопросов, и на каждый мне был нужен ответ. Но самый важный ответ я уже знала — Лорда до сих пор не нашли. Он словно сквозь землю провалился.