Ньирбатор (СИ)

Повелевающая ходом души,

Откройся мне!

Я ощутила испарину на своём лбу, волосы стали влажными от пота. А потом холодные длинные пальцы легли на мой затылок — и я пропала. Пальцы поглаживали мою кожу, перебирали мои волосы. Обернувшись, я увидела Лорда позади себя. Его рука потянулась и захлопнула книгу.

— Этого пока достаточно. Я знаю, что ты слышала и что увидела. Даже язык высунула от усердия, — сказал он, пристально смотря на меня.

— Милорд, Василиск... — заговорила я каким-то ссохшимся песочным голосом. — Ещё один аргумент в пользу обряда с Маледиктусом.

— А упорности тебе не занимать, Приска. Я не отбрасываю этот вариант, как я уже говорил, мне просто нужны доводы.

— Я их вам предоставила.

— И предоставишь ещё больше. — Лорд обошёл стол и сел в своё кресло.

Прошло около минуты, прежде чем я отдышалась, выпрямила спину и более-менее привела себя в порядок.

— Раньше я всегда удивлялась мыслям, мелькавшим не в мозгу, а где-то глубжe, когда думается уже не cловами, а oбразами, в которыx cлились и знания, и догадки, и чтo-то неяснoe, но очень верное. А теперь я поняла: это всё из области хокруксии, — сказала я, силясь говорить спокойно и хладнокровно. — Вы были правы насчёт крови Годелота, она заговорила со мной во сне и направила меня по верному следу. Нужно лишь найти Маледиктуса, это последняя преграда. Сосуд и орудие.

Лорд слушал меня не очень внимательно, его взгляд прикипел к портрету Графини. Я бы и дальше развивала свою мысль, если б сама не увидела то, что повергло меня в изумление. Уголок рта Эржебеты приподнялся и пополз вверх. Потом второй. Она улыбалась...

Я встала и отошла к портрету. Подойдя как можно ближе, я оперлась локтями на каминную полку и присмотрелась. Графиня и в самом деле улыбалась. Один уголок её рта стал нишей для тени, которую отбрасывала переливающаяся роспись на потолке. Это меня потрясло: роспись никогда прежде не двигалась. Медленные волны побежали вдоль потолка, наращивая скорость, затем качнулись назад, возвращаясь и начиная заново.

Роспись изображает остров Маргит, на котором собрались наши волшебники в честь основания Дурмстранга в XV веке. Отцы-основатели школы — восемь волшебников — вздымают руки ввысь, и над головами у них сверкает белый камень Омфал, который считался центром земли. Согласно преданию Омфал был могилой дельфийского змея Пифона. Будучи местом, где могут соприкасаться мир мертвых, мир живых и мир богов, его могила была освящена величайшими магами тех времен.

Забросив Графиню, я целиком отдалась росписи и не сразу осознала, что несколько раз даже покружилась, всматриваясь в очертания нашего затопленного острова. От увиденного я пришла в такой восторг, что внезапно рассмеялась.

Лицо Лорда сохраняло непоколебимое спокойствие, он словно ожидал этого, был готов к этому. Его всезнание не ведает изумления. Он сидел за письменным столом, подперев кулаком свое лицо. Я смутилась от непривычного зрелища расслабленного Волдеморта. «Он несомненно обладает обаянием», — мелькнула мысль, и я отвела глаза, зная, что сейчас она себя обнаружит.

— Скажите, милорд, как вам удалось оживить потолок?

— Я не слышу в твоем голосе заинтересованности, достойной ответа.

Недолго подумав, я спросила:

— Разве вам нравится, когда вы спите, а над вами пляшут волшебники и камень норовит расколоться и выпустить Пифона?

— С Пифоном я как-нибудь справлюсь, не беспокойся за меня, — Лорд ухмыльнулся, переводя взгляд на белый камень, мерцающий подобно опалу. — А на роспись я наложил заклинание собственного изобретения.

— Скажете, какое?

— Тебе незачем его знать. Ты его видишь. Тебе мало, что ли? — он помедлил немного, а поймав на себе мой взгляд, добавил: — Это магия, которая черпает силу из ночных кошмаров. Ты спрашивала о ней. Ты видишь её.

— Это была скучная, застывшая красота. Теперь она живёт. Это так удивительно, — тихо произнесла я, всматриваясь в свечение Омфала на лицах наших основателей. — Я даже не могу представить, как можно...

— А я могу представить все, что угодно. У меня всегда было хорошее воображение, Присцилла. Ложись на кровать.

Я посмотрела на Лорда, решив, что мне послышалось.

— Ложись на кровать, будет удобнее смотреть.

— Милорд, мне неудобно...

— В чем дело? Отчего ты так робеешь? — Он бросил на меня предостерегающий взгляд.

Я сконфуженно промолчала.

— Ты донимала меня расспросами о магии, созданной на почве ночных кошмаров. Вот она, — небрежно кивнул он на потолок. — Таким путём я его оживил, ведь я проделал самое длинное расстояние. Твой же ум далек от подобной изощренности, но тебе позволено приблизиться. Так что хватит строить из себя натурщицу, позирующую для статуи воплощенного ужаса.

В темных зрачках, окаймленных красноватым белком, сверкал блеск, от которого мне стало не по себе. Уж больно разговорчив он сегодня.

— Не изводи меня. Ложись и смотри, — на сей раз прозвучало как команда.

Немигающие, как у рептилии, глаза следили за мной по мере того, как я обходила кровать, чтобы взобраться на неё с другой стороны. Я успела лечь до того, как пол ушёл из-под моих ног.