— Директор Дурмстранга Стржеховски исключил из школы всех грязнокровок, то ли самовольно желая угодить министру Габору, то ли по его прямому приказу. Министры магии соседних стран одобрили его старания.
— Типография, печатавшая газеты, лояльные курсу Дамблдора сгорела дотла.
— Исчезновения — уже больше не исчезновения. Теперь это называется «серийные исчезновения». Первыми исчезли семеро свидетелей с улицы Лорда Вальдиса, участковый, Мири; затем Барто и Китти Гзаси, за которыми последовала пропажа Гаспара Гзаси. Немного позднее пять других исчезновений с той же фамилией. В итоге пропали все волшебники и грязнокровки, связаны с семьей Гзаси. Я их не знаю, но все они исчезли. Пока что полиции удалось найти всего один труп, оставленный намеренно: обезображенный труп представлял из себя pавномерную кляксу гниющей плoти и перемолотых кocтей, — отличительная примета заклятия Тэлапидем Тэрит. Похоже, Пожиратели смерти развлекаются на полную масть. У меня дрожь пробегает вдоль позвоночника, как подумаю, что Тэлапидем Тэрит можно применить к человеку, а не к флоббер-червю, на котором мы упражнялись в Дурмстранге.
Теперь — самое худшее. Сегодня в Аквинкуме Беллатриса Лестрейндж опозорила меня у всех на глазах. Идя прямо на меня посреди площади, она истерично завопила: «Уйди с дороги, оборванка! Брысь! Брысь! Брысь!»
Я была огорошена. Оборванка из меня никакая: на мне чёрное бархатное платье, на плечах расшитое рубинами; у меня роскошная темная коса ниже пояса; в моей комнате живёт барон. Я по какой-то непостижимой глупости начала перечислять в уме все атрибуты, указывающие на то, что я — не оборванка.
Я повелась на её подстрекательство, а здесь такого здесь не прощают. Иначе подам плохой пример грядущим поколениям.
Комментарий к Глава Четвертая. Кровавый Барон * из «Принца-полукровки»
====== Глава Пятая. Досчитай до Семи ======
Среда, 27 декабря 1963 года
Сегодня я позвала Варега на встречу в своё «убежище», чтобы откровенно поговорить, не беспокоясь о том, что нас могут подслушать. Переворот в нашем медье ощутим, но почти незаметен. Говорят, это особенности стратегии Тёмного Лорда, и по части хитросплетений он не имеет себе равных.
Когда я пришла в назначенное время, Варег уже топтался у входа фамильного склепа Баториев. После замка это второе место, которое я считаю своим укромным местечком. Я преобразовала доступ к нему с помощью чар дезиллюминации, а внутри частенько трансфигурирую его в нечто уютное. Щит и дезиллюминация действуют, пока жива госпожа Катарина, так как её опекунство и статус последней в роду Баториев являются могущественным проводником для подобных чар.
Склеп стоит глубoко вросший в склoн xoлма на окраине леса. Он выстроен из гранита, с течением лет поменявшего свой цвет не один раз. Дверь пpeдставляет coбой тяжелую, лишённую укpашений гpанитную плиту; её заграждают железные цепи, сработанные в гоблинском мастерстве с защитой для приглашенного. Склеп неосязаем для всех, кроме пригласившего и приглашённого; его невозможно обнаружить при помощи приборов и заклинаний.
Вокруг склепа есть несколько цветочных насаждений. Говорят, садили их ещё служанки Эржебеты, но теперь они все мертвы... то есть цветы, хотя служанкам повезло ещё меньше. Неискушённому взгляду они кажутся сорняками, но на самом деле это переросшие, некогда жалящие омелы.
Забавно, что маггловским глазам склеп предстаёт красивой капеллой. Красота, которую им внушает созерцание этой капеллы, нарастает с такой же быстротой, с какой возрастает животный страх. Поэтому магглы обходят это место десятой дорогой.
— Скажи, а кто такой этот Крауч? Только о нём и слышно, — начала я разговор, устроившись на сундуке, который вследствие трансфигурации стал похож на кресло с золотой обшивкой. — Я думала, Тёмный Лорд вскоре объявится... А тут все говорят о каком-то Крауче. Многовато суматохи вокруг одного имени. Он что теперь... эм-м... популярнее Дамблдора?
— Не уверен насчёт популярности, но он очень опасен, — с готовностью ответил Гонтарёк. — Тот-молодой-и-нервный, который в таверне был, это его сын.
— Значит, сын против отца? Странноватый расклад...— Я вспомнила Пожирателя, который отчего-то решил не участвовать в разгроме булочной Лугоши.
Варег пересел на другой сундук, поближе к моему.
— Крауча есть за что люто ненавидеть, — заявил он. — Таких, как мы, он каждый день отлавливает и зашвыривает в Азкабан.
— Что, без суда и следствия?
— Да нет, вроде всё по закону, но методы у него такие... особые. Охота и поимка до жути нелицеприятны.
— Нелицеприятны, говоришь? — удивилась я. — Разве это плохо? То же самое говорят о Грюме. Это вроде бы комплимент.
Варег состроил снисходительную гримасу и улыбнулся. В той улыбке усталость сквозила заметнее, чем прежде.
— Да, но в не случае Крауча. Не знаю, как тебе исчерпывающе объяснить. Ты сама всё поймешь. Его тактика смахивает на утончённые репрессии нашего министра Габора — после того, как тот разочаровался в законных методах и осознал, что своего можно добиться окольными путями.