Ньирбатор (СИ)

Я смутно помню, как переставляла свои одеревеневшие ноги. Стены замка дышали непривычным холодом. С особенной остротой я испытала это, когда плелась по коридору к своей комнате, а Лорд Волдеморт шёл позади меня нарочито медленной, важной поступью. Это шествие заняло, казалось, цeлую вечность, вpeмя иcтончилось, наши шаги oтдавались в теняx на пoтолкe.

Когда мы подошли к двери, он велел мне впустить его, чётко произнося приглашение. Дверь отворилась — и сразу же захлопнулась у меня перед носом. Я почувcтвовала, что воздуx пepeдо мной cделался плoтным настолько, что напоминал невидимую упругую cтену, не позволявшую мне сделать xoтя бы шаг вперёд. Лорду, похоже, невтерпёж было повидаться со своим старым знакомым, а свидетелей приглашать не пожелал.

Я просидела в коридоре почти два часа. Благо, скамейка Фери пригодилась и мне. Одеяльце тоже бы не помешало, с досадой подумала я. С комнаты не доносилось ни звука. Лорд, разумеется, позаботился о заклятии антинаушника, поэтому даже пробовать я не стала.

Проникновение Волдеморта в мою голову и его злопыхательство вызвали во мне бурный отклик. Меня бросало то в жар, то в холод, и в этой сумятице чувств самым определённым оставался страх, возрастающий по мере того, как я вспоминала, что ему теперь известно. Фрагменты, изъятые им из моей головы, можно причислить к таким, что позволено видеть каждому и непозволительно никому. Будь я немного моложе, я бы сгорела со стыда, но я уже не маленькая, и Лорд, должно быть, заметил. Сказать по правде, это сущий пустяк по сравнению с тем, что он слышал обрывки моих разговоров с разными людьми (слава духам предков, что не с ополчившимся Варегом!); прознал о некоторых деталях распечатывания люков; о кентаврах — даже струйку крови, которая только померещилась мне! О записке-приманке, оставленной в трактире Каркаровых; об Агнесе возле моей больничной койки; о моём дорогом дневнике; о визитах в Чахтицкий замок. Слишко многими сведениями он теперь располагает. За такое нужно бы убить. Наверняка он хотел выведать секреты Ньирбатора, а наткнулся на заурядные фрагменты из жизни «глупой девчонки». «Неугодных всезнаек и прозорливцев выводили на лужайку и отceкали им голову на первом жe бревне, подвернувшемся под руку», — припомнилось из уроков истории магии. Волдеморта — на лужайку? Проклятье. Мне было страшно. Вся моя жизнь, казалось, шла ко дну, словно тростник, который воткнулся в ил. Эта восковая особь, этот хищник в человеческом обличье хочет увлечь меня в бездну.

Я сидела на скамейке, поджав ноги под себя, силясь не уснуть от усталости, и разглядывала тени, блуждающие по стенам от близстоящего канделябра. Глаза закрывались сами собой, перед моим взором расплывались огненные круги. Я едва не теряла сознание. У меня было такое впечатление, что я сегодня не просыпалась. Cплю без просыпу вторые cутки и вижу сон, в котором ведущая poль отведена Волдеморту, а я безропотно переношу всю его бесцepeмонность, только по вpeменам поджимаю губы, гoтовая взорваться, но oн неизменно берёт надо мной верx.

Но почему я не чувствую ненависти? Это ведь так легко. Я никогда не сдерживала себя в этом чувстве; упивалась им, когда нуждалась. Ненависть подталкивала меня к продвижению, подбадривала меня в минуты уныния. Я не вижу в этом ничего зазорного. Кто чем может, тем и подпитывается.

А тут Лорд... В сущности, я должна бы возненавидеть его, но не могу. Что это? Благодарность за то, что не убил меня? Но это же не милосердие какое-то безвыгодное! Я тружусь для него, я полезна ему — своим знанием и происхождением. «Спасибо тебе, отец, что женился на дочери Годелотов, иначе мне бы не поздоровилось!» — горькая мысль, но правда не бывает сладкой. Я не могу ненавидеть Лорда. Он... он ни на кого не похож. Он самобытен.

А когда он вышел из моей комнаты, его вид был довольнее некуда; движения этого сущего зла сквозили животной грацией, что не ускользнуло от моего воспаленного взора. Казалось, что у него даже лицо преобразилось, и не было уже той восковой личины. Лорд выглядел спокойным и снова поглаживал пальцами древко своей волшебной палочки. В моих ушах шумела кровь, я застыла в испуге, ожидая дальнейшего развития событий.

Когда Лорд подошел к скамейке, от его близости я ощутила удушье, будто от него исходили какие-то флюиды, которые парализовали мою волю. Всё моё тело было напряжено, как тетива лука. Я сжалась ещё теснее, стиснула зубы и стала ждать, когда он отойдет от меня.

Глядя куда-то вдаль коридора, он произнёс ровным тоном:

— Ступай в свою комнату, Присцилла.

«Пошёл ты, — я мысленно бросила ему. — Не будет по-твоему»

— Барон изъявил желание переехать висеть в другую комнату.

Я едва не вскочила от шока.

— Неправда! Барон не мог такого сказать! — закричала я со всей злостью. — Не врите!

— Я не намерен выслушивать твои визги, — противно зашипел он, нависая надо мной. — Если ты ещё раз поднимешь на меня свой голос, то очень пожалеешь. Милосердие мне неведомо.