Николай Рерих

Константин Федорович из своей гостиной спускался в контору, на Мойке тоже рядом жилье и классы, мастерские Школы. Отныне на много лет адрес Рерихов постоянен: «Мойка, 83» — длинный бывший полицеймейстерский дом, который углом выходит на Большую Морскую (там — подъезд Общества) и на Мойку (там — подъезд Школы Общества).

Мойка с медленным течением, с чугунной решеткой, со старыми деревьями, наклоненными к воде, — как акварель Бенуа, как гравюра Остроумовой-Лебедевой, как рисунок Добужинского.

С Бенуа, с Остроумовой-Лебедевой, с Добужинским, с Дягилевым, с Лансере, с Бакстом — со всеми «мирискусниками» теперь приходится часто встречаться: при образовании нового «Мира искусства» (прежнее объединение распалось в 1903 году, в 1910 году оно воссоздается) Рерих избран председателем.

Одно из заседаний непринужденно и схоже изобразил Кустодиев: уютная столовая, где горничная незаметно разносит чай «мирискусникам», которые переговариваются, спорят, обсуждают дела живописные. Посмеивается в бородку Бенуа, темпераментно ораторствует Кузьма Сергеевич Петров-Водкин, молчалив Мстислав Валерьянович Добужинский, строго сосредоточен Рерих.

Рерих успевает председательствовать в «Мире искусства», организовывать музеи и выставки (а также писать о них), реформировать свою Школу, следить за всеми важнейшими и мельчайшими ее делами, вплоть до установки кубов для кипятка и переоборудования вентиляции.

В 1910 году Елена Ивановна с детьми живет в Гапсале — «Угол Рыцарской и Замковой, дача Юргенс», а Николай Константинович в Новгороде — «Угол Десятинного монастыря и Софийской стороны»: «Как ни странно, но с особой любовью дышу я воздухом Волхова, что-то здесь более мне приятное, чем в Эстляндии»…

Получены средства на раскопки в самом Новгороде!

Переворошен Кремль. Огородник, арендовавший кремлевские земли, в суд подает из-за загубленной капусты. Распоряжается, составляет сметы, распределяет дневные работы Рерих — администратор, организатор, страстный археолог, радующийся перекопанной земле:

«На веселом июльском припеке наблюдаю приятную картину. Рядом помещается неутомимый Н. Е. Макаренко, кругом него мелькают разноцветные рукава копальщиков. Растут груды земли черной, впитавшей многие жизни. У Княжей Башни орудуют наши рьяные добровольцы — искренний любитель старины инженер И. Б. Михайловский и В. Н. Мешков. На стене поместился со своими обмерами мой брат Борис. Из оконцев Кукуя выглядывают обмерщики Шиловский и Коган. Взвод арестантов косит бурьян около стены».

Траншея доходит до материка, то есть до основного слоя почвы, под которым нет уже культурных наслоений. Этот культурный слой невредим — ждет исследователей.

«Ожидание нас не обмануло. Если год тому назад я писал только по догадке, что Великий Новгород лежит под землей нетронутым, то теперь могу это повторить уже на деле».

Небольшие средства, отпущенные на новгородские исследования, быстро иссякают. Изыскания Рериха и догадки Рериха продолжат советские археологи — через много лет, после великой войны. Тогда и откроется истинный Древний Новгород, его усадьбы, бревенчатые мостовые, колодцы, посуда, остатки обуви и одежд, спеченные, почерневшие трубочки — берестяные грамоты. Начало этим исследованиям положил Николай Константинович.

Он успевает все. Прежде всего успевает быть художником.

Художником, изумляющим своей работоспособностью. Не только многосторонностью деятельности, но самим количеством живописных работ. Они исчисляются не десятками — сотнями. В 1907 году в Париже выставляется сто тридцать работ. В 1910 году на выставке Союза русских художников — шестьдесят работ. Сотни картин собираются уже в тысячи. Такая работоспособность, постоянство творческого импульса — загадка для многих собратьев по искусству. И разнообразие деятельности тоже загадка. О нем говорят: гений. О нем говорят: карьерист. О нем говорят: обуянный гордыней. «Загадка Рериха» — выражение, часто встречающееся в воспоминаниях, в том числе в воспоминаниях Игоря Эммануиловича Грабаря, который сам был примером деятеля неутомимого, разнообразного, сочетающего увлеченность живописью с искусствоведением, с журналистикой, с охраной памятников старины, с огромной организаторской работой:

«Для меня была совершенной загадкой жизнь Рериха. Бывало, придешь к нему в его квартиру, в доме „Общества поощрения“, вход в которую был не с Морской, а с Мойки, и застаешь его за работой большого панно.

Он охотно показывает десяток-другой вещей, исполненных за месяц-два, прошедшие со дня последней встречи: одна лучше другой, никакой халтуры, ничего банального или надоевшего — все так же нова и неожиданна инвенция, так же прекрасно эти небольшие холсты и картины организованы в композиции и гармонированы в цвете.

Проходит четверть часа, и к нему секретарь приносит кипу бумаг для подписи. Он быстро подписывает их, не читая, зная, что его не подведут: канцелярия была образцово поставлена. Еще через четверть часа за ним прибегает служитель:

— Великая княгиня приехала.