Читаем Николай Рерих полностью

Но само преподавание шло прежде достаточно шаблонно, было построено по образцу академическому. Директор — профессор Сабанеев — долго вел дело по старинке, не вызывая ничьих восторгов, но и ничьих нареканий.

«Процветание всякого дела зависит от человека, стоящего во главе его. Пока во главе рисовальной школы Общества стоял Яковлев, она процветала… Когда директором школы стал Сабанеев, она утратила свое значение. В 1906 году вступил в должность директора Рерих и оживил это дело», — свидетельствует Гнедич в мемуарах.

«Самое закоснелое из российских художественных учреждений оказывается вдруг способным на обновление и жизненность. Это чудо произошло благодаря энергии одного человека, одного художника — Рериха», — свидетельствует Бенуа в газетной статье 1910 года.

Вступление в должность молодого директора сопровождали, как водится, интриги, зависть, анонимные письма. «Делай, негодяй, революционную Школу императорскую», — злобствовал не очень грамотный автор одного такого письма.

Политикой студенты занимались вне компетенции директора. Он революционизировал Школу как художественное учреждение: «По-моему, главное значение художественного образования заключается в том, чтобы учащимся открыть возможно более широкие горизонты и привить им взгляд на искусство, как нечто почти неограниченное. Таким университетом искусств, широко открытым для способных людей всех слоев общества, становится старая Школа под руководством нового директора».

Он приглашает в Школу новых преподавателей — учителя по Академии гравера Матэ, сотоварища по мастерской Куинджи — пейзажиста Рылова, сотоварища по открытию русской старины — Билибина и других. К традиционным живописным классам прибавляются классы графики, чеканки, медальерного мастерства, ткацкая мастерская — словом, в Школе широко развивается изучение прикладных искусств, из нее выходят чеканщики и мастера резьбы по дереву, получавшие широкое, истинно гуманитарное образование.

Ученические выставки привлекают теперь «весь Петербург». Не обходится без инцидентов. Помощник градоначальника, генерал Вендорф, однажды запретил открытие отчетной ежегодной выставки Школы: его смутили обнаженные натурщики, изображенные живописцами и скульпторами. Вендорф еще более стыдлив, чем Клейгельс: он приказывает прикрыть недопустимые места и самолично указывает, что где надо прикрыть. Ученики через час прикрыли всех неугодных натурщиков юбочками и панталонами из разноцветной папиросной бумаги и так выставили картины. Зал гудел, публика издевалась, второй помощник градоначальника улаживал скандал со спокойным Рерихом. Сошлись на том, что сняли один этюд, а с ним и все юбочки с картин.

По деревянной лестнице посетители поднимаются в выставочный зал и видят там живописные работы, металлические изделия, майолику, вышивки, тканье. В композициях учеников использованы мотивы народной вышивки, народной резьбы, старинного изразцового дела. Причем древнее искусство изучается не только по гравюрам и музейным образцам — во время каникул директор устраивает ученикам поездки-экскурсии в древние русские города, прививает им любовь к странствованию по родной земле, как Куинджи.

Внимателен к ученикам, как Куинджи, уважает их индивидуальность, как Куинджи.

В 1907 году Владимир Николаевич Давыдов представляет Рериху своего ученика по драматическим курсам Ивана Иванова. Молодой красавец, напоминающий Шаляпина, обладатель прекрасного голоса — он мечтает не об актерской карьере, но о живописной школе.

Школа Общества поощрения художеств именно для таких. Рерих принимает туда плотничьего сына Иванова без экзамена; через три года тот едет в Париж учиться у Родена, у Бурделя. В 1935 году Нестеров пишет портрет Ивана Иванова — скульптора Ивана Шадра, создавшего скульптуры Ленина и Горького, крестьянина-сеятеля и рабочего, поднимающего с земли булыжник, чтобы метнуть его во врага.

Шадр умер в 1941 году, весною. До конца жизни вспоминал он Рериха — и на том решающем вечере у Давыдова и в классах Школы, где художник вел класс композиции.

Раз в неделю он давал ученикам тему, кратко объяснял ее, показывал, как расположить фигуры. При этом всегда добавлял, что так поступил бы лично он — ученики могут следовать его указаниям, а могут строить картину по-своему: «Сделай так, как нужно тебе». Через неделю просматривал эскизы, так же внимательно, с таким же доброжелательством.

Мастерские находятся тут же, в Школе (да еще в Демидовском переулке); при Школе и квартира директорская. В квартире — заботливо пополняемое собрание старинных картин. Уже не копии, но подлинники «малых голландцев» украшают стены. Изображения каналов, мельниц, островерхих голландских домиков соседствуют со старинной, со вкусом подобранной мебелью — в опустевших имениях близ Новгорода, у старушек, проживающих где-нибудь в Старой Руссе, можно купить туалет карельской березы, часы, привезенные дедушкой из Лондона, портреты, писанные крепостными мастерами, тех же «малых голландцев».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология