После тревожной ночи «Гонца», после совета «Старцев», после суровых «Идолов» и «Зловещих» — словно солнце восходит над землей, озаряя ладьи заморских гостей и мирное городище обитателей доброй земли.
Тема картины оказалась несравненно глубже, чем предвзятая историческая концепция давно задуманной сюиты о славянах и варягах. Поэтому и сегодня картина воспринимается как прославление деяний человеческих, гармонии между мирной природой и мирными сильными людьми. Рерих-художник не иллюстрирует «норманнскую теорию», которой придерживался Рерих-историк, не создает произведение, которое ближе всего даже не к живописи других художников, но к музыкальным картинам на исторические темы. Композиция, колорит, все детали картины объединены единым ритмом. Созвучия синих и алых, оранжевых и лиловых красок — ярких, чистых, резких — сливаются в единую мелодию.
С «Идолов», с «Заморских гостей» начинается новая «славянская сюита», зачином которой был «Гонец». Она гораздо шире, сложнее, обобщенней и в то же время исторически точнее по своему замыслу, чем задуманное прежде «воспроизведение вышеуказанной мысли», проблемы славянства и норманнов.
Меняется манера художника. Все более четкой, выверенной, законченной становится композиция, все более обобщенно, почти силуэтами пишутся человеческие фигуры, все торжественней тональность картин.
По голубому снегу, в сумерках осторожно ползут соглядатаи к деревянному городищу. Трубят рога княжьей охоты. Стая воронов словно ведет беседу, сгрудившись на скалах. Первоначально фоном картине служил славянский город, затем художник убрал его. Картина «Зловещие» лишилась прямолинейной символики (вороны предвещают недоброе городу), но выиграла в четкости, в строгости композиции, приобрела тот единый ритм, который всего более важен художнику.
Старик и юноша затаились в лесу, за валуном. «Ждут» — название этот картины. «На Севере» — двое стоят над убитым лосем, простертым в снегу, один трубит в рог. «Заповедное место» — лесная глушь, серые камни, холм, увенчанный таким же камнем, «вождем» камней, тяжко неподвижным и живым одновременно.
Каждая эпоха, каждый народ добавляют свой узор в орнамент человечества, кладут свой камень в основание храма Красоты. Об этом картина 1902 года — «Город строят». Оранжевый, розовый деревянный город вырастает над рекой — люди ловко и хлопотливо возводят срубы, башни, тешут бревна — род человеческий возводит себе и своим детям доброе гнездо.
На выставке 1903 года картина привлекает всеобщее внимание. Стасов с сожалением вспоминает ранние произведения Рериха, «где чувствовался некоторый талант, живописность, картинность, верно взятая нота русской древности и природы», и сурово оценивает «страшно неудачную картину последнего его времени „Город строят“, представляющую вместо городка какое-то безалаберное столпотворение вавилонское, с отталкивающим желтым колоритом…» Все, что следует за «Городом», для Стасова одинаково: «Его старорусские „охоты“, „битвы“, „флотилии“ и т. д. — не что иное, как приближение к декадентским безобразиям финляндца Галлена». Одновременно Рерих записывает: «Суриков чуть просто не до слез тронул меня — таких хороших вещей наговорил». Серов таинственно намекает автору, что картина, должно быть, в Петербург не вернется, а Серов — член того Совета, что руководит Третьяковской галереей после смерти ее основателя.
Действительно, картину покупает Третьяковская галерея. Но так как галерея завещана Третьяковым Москве, то члены Московской думы контролируют деятельность Серова. Председатель думской организационной комиссии, маститый Муромцев, выражает недоумение по поводу покупки картины Рериха. Недоумение это он излагает Илье Семеновичу Остроухову. Илья Семенович авторитетен в среде художников как прекрасный пейзажист («Сиверко», «Осенний день») и знаменитый собиратель картин, в среде дельцов он авторитетен как один из богатейших людей Москвы.
На следующий день после разговора с Муромцевым Илья Семенович Остроухов посылает ему письмо, которое хочется привести здесь целиком.