Читаем Николай Рерих полностью

Светлой полосой тянется пологий берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек спустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями — всполошило их мирную жизнь что-то малознакомое, невиданное…

Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким стройным носом — драконом. Полосы красные, зеленые, желтые и синие наведены вдоль ладьи. У дракона пасть красная, горло синее, грива и перья зеленые. На килевом бревне пустого места не видно — все резное: крестики, точки, кружки переплетаются в самый сложный узор… Около носа и кормы на ладье щиты привешаны, горят под солнцем. Паруса своей пестротою наводят страх на врагов; на верхней белой кайме нашиты красные круги и разводы; сам парус редко одноцветен — чаще он полосатый: полосы на нем или вдоль, или поперек, как придется…

Стихнет ветер — дружно подымутся весла; как одномерно бьют они по воде, несут ладьи по Неве, по Волхову, Ильменю, Ловати, Днепру — в самый Царьград; идут варяги на торг или на службу…»

Сравните это описание с картиной «Заморские гости», выставленной в 1902 году. Описание литературно предварило живопись, но не поработило ее, не сделало вторичной по отношению к литературе.

Все воссозданное Рерихом-литератором есть в картине Рериха-художника. Безукоризненно точен он в воспроизведении деталей древней жизни: да, именно такими были древние корабли, их мачты, такие алые круги-солнца украшали борта, такими были резные, пестро раскрашенные носы — звериные головы. Если приблизить к зрителю ладьи, щиты, кольчуги, паруса, то он увидит подлинные вещи: щиты грубы и тяжелы, как в «Походе», кольчуги добросовестно сработаны оружейниками, паруса скроены из тяжелых домотканых полотен. Но все это видится издали, взгляд не останавливается на деталях, охватывая общее, главное — плавный ход кораблей по тяжелой синей воде. Археологическая музейная точность необходима художнику, но она притушена, подчинена целиком «настроению».

На этот раз — настроению не тревоги, не бессилия человека перед природой и богами, но радости человека, покоряющего природу, путника — открывателя новых земель. Рерих верен здесь своей любимой теме мирного прихода варягов на Русь, прекрасного слияния высокой скандинавской культуры с нарождающейся славянской культурой.

Слово «варяг» для него истинно происходило от скандинавского «варар» — «клятва».

Варяг — человек клятвы, долга, воинской чести. Такой, как шаляпинский варяжский гость, голос которого гремит:

«О скалы грозные дробятся с ревом волныИ с белой пеною, крутясь, бегут назад;Отважны люди стран полночных…»

Даже в века кровавых набегов именно набеги норманнов славились жестокостью. Они вырезали аббатства Ирландии, поселения Англии и Северной Франции. Люди бросали жилье, уходили в болото, в чащобы, когда появлялись на горизонте красные паруса. Знали — сошедшие со стройных ладей бросают детей живыми в огонь, а мужчинам рассекают грудь, вырывают легкие и сердце. Еще бьется сердце, легкие распластываются вокруг него, как темные крылья, называется это — «вырезать большого орла». Храбры норманны, терпеливы к боли норманны, но справедливо ненавидят их обитатели соседних стран, в том числе северные славянские племена.

Но не эта тревога, не призыв — защищайтесь! — звучит в новой картине Рериха, в любимой картине, которую он будет многократно повторять и варьировать.

Его норманны — не заморские враги, но заморские гости, пришедшие с миром. Сильный свежий ветер надувает алые паруса, быстро идут по синей воде суда, и разноцветные щиты орнаментом покрывают их борта. Белые чайки предваряют ладью, ход корабля разбивает отражение, и в густой воде колышутся алые, желтые пятна.

Художник словно стоит впереди вместе с нами, зрителями, к нам и плывет ладья слева направо, чуть наискось.

Суриков остановил струг Степана Разина, сам, кажется, расположился у ног атамана, заглядывает ему в лицо, рассматривает гребцов. Рерих отдален от своих варягов. Впереди стоит человек с черной бородой, указывает соратнику на берег, но лица их неразличимы, а выглядывающие из-под навеса рядовые воины совершенно одинаковы, как тридцать три богатыря. Они не выделяются, они равноправны в картине с зелеными берегами, синей водой, облачным небом и чайками.

Для художника этот поход — прекрасное звено человеческой истории, мечта, обращенная в прошлое. В сложности истории художник выделил, выпрямил одну тему — гармонии и радости древней жизни. Были беспощадные набеги варягов на Русь, но были ведь и мирные походы варягов. Были битвы и был торг, угон людей в рабство и мирный обмен — я дам тебе меха, а ты мне — вот эту серебряную пряжку, на которой изображен диковинный зверь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология