Николай Рерих

В это время советский консул в Кашгаре просил губернатора (Хотан подчинялся кашгарскому губернаторству) освободить экспедицию. Просил — не требовал, так как Рерихи не были советскими подданными. Советский консул добивался освобождения американской экспедиции. Советский консул добился ее освобождения. Экспедиция следует на Кагарлык, на Яркенд — глинобитные города — копии Хотана, с шумными базарами, на которых смешиваются таджики, уйгуры, дунгане, казахи, пришедшие из Кашмира и пришедшие с берегов Оксуса — Амударьи. В каждом городе есть ямынь — резиденция китайских властей, вершащих здесь средневековый суд. Ощущение великой древности этого пути возникает в пустыне, когда встречается амбань. На боку амбаня — меч, на ногах — сапоги с загнутыми носками; серый конь его украшен красными кистями.

Так же украшают здесь верблюдов — кистями, цветными лентами, коврами, маленькими знаменами. Верблюды идут тем же путем, что тысячу лет назад, и погонщики поют те же песни. А впереди них свиваются столбы пыли — песка пустыни Такла-Макан. Рерих вполне реально объясняет библейский «моисеев столп» — таким столбом пыли.

Только 13 февраля Рерихи прибыли в Кашгар. Первый визит нанесли не губернатору — советскому консулу. Под портретом Ленина идет беседа о Синьцзяне и России, о великом уважении, которое питают народы Индии, Китая, Тибета к имени Владимира Ильича Ленина.

Елена Ивановна пишет из Кашгара: «С восторгом читали „Известия“, прекрасное строительство там, и особенно тронуло нас почитание, которым окружено имя учителя — Ленина… Воистину это — новая страна, и ярко горит заря Учителя над нею…

Пишу эти строки, а за окном звенят колокольчики караванов, идущих на Андижан — в новую страну. Трудно достать лошадей, все потянулись туда…»

Именно в Кашгаре Рерихи окончательно решились на то, о чем мечтали прежде без определенности, — побывать в новой России.

Предельно любезен с ними английский консул, который во время хотанского ареста так часто справлялся о судьбе экспедиции у своего русского коллеги. Но Рерихи бывают или в Советском консульстве, или на базаре, раскинувшемся у стен крепости, или в окрестностях, где стоит «Мириам-мазар» — очередная гробница Марии.

Николай Константинович просит русское консульство добиться разрешения на въезд в советскую Среднюю Азию: он хочет добраться до пограничной Кульджи, а там «внезапно исчезнуть», то есть оказаться в Советском Союзе.

Двадцать пятого февраля экспедиция выступает из гостеприимного Кашгара. Идут не к зиме — к весне, к жаре. «Звонкое молчание пустыни» провожает караван, сменяется пылью и толчеей городов — Аксу, Кучара, Карашара, Токсуна. Кончается пустыня; переходит в степь с белеющими вдали юртами. Здесь живут «люди скифских обычаев» — кочевники-скотоводы. Здесь приходится беречься не пропастей — скорпионов, не холода гор — палящей жары. Горы тянутся слева — голубые хребты, отроги Тянь-Шаня. Горы уходят к близкой границе Советского Туркестана, к синеве Иссык-Куля, где бронзовый орел простирает крылья над могилой Пржевальского.

У Кучара снова — пещерный монастырь с фресками редкой красоты: у Будд-Бодисатв выколоты глаза, статуи разбиты. Дунгане-мусульмане ненавидят прежнюю веру и истребляют память о ней. Глухое брожение идет в народе, он мечтает о мирном труде на своей плодородной земле, жива здесь память о дунганских восстаниях. Повторяют караванщики слова — «Ленин, Москва», слагают сказания о Ленине одновременно со сказаниями о Гэсаре.

Вечером 11 апреля 1926 года экспедиция входит в самый большой и самый оживленный город на своем пути, в столицу Синьцзяна — Урумчи.

Губернатор-китаец любезно улыбается седобородому начальнику экспедиции и заверяет, что уж в его-то резиденции экспедиции ничто не грозит.

Тем временем полицейские перерывают имущество Рерихов на караванной стоянке.

Губернатора можно сравнить только со средневековым феодалом-тираном. Он — неограниченный властелин, дарующий жизнь, приговаривающий к смерти даже без суда. В его столице, под сенью мечетей с надписями: «Хранимы силою небесною все существа живые» — открыто продаются люди. Девушка стоит 25 cap (меньше двадцати долларов), дети — 3–5 cap. Кипит базарная толпа вокруг китайских шелков и тульских самоваров, толкутся в толпе сокольничьи — охотники с ручными соколами на рукавицах, сказители, музыканты с чем-то вроде гитары за спиной, нищие, караванщики.

«Мы уже достигли границы Туркестана и находимся теперь среди более суровых и более смелых людей. Казах — прирожденный наездник. Женщины ездят верхом наравне с мужчинами. Они даже торгуются с владельцами лавок, сидя на лошади. Широкоплечий казах в меховой или стеганой одежде, в высокой остроконечной шапке с прикрепленным к ней куском меха, закрывающим уши и плечи, представляет собой живописную фигуру на улицах Урумчи.