Читаем Николай Рерих полностью

Он вообще любит записывать предания и заклинания. Рассказы о том, что колдуны Малабара привязывают к палке тлеющий трут, приказывают ей — иди подожги дом врага, и палка со светящейся головкой послушно шагает к обреченному дому.

Рассказы о мудром Сулеймане — царе Соломоне, который был и мудр и могуч. Он имел летательные машины и посещал многие страны. «Правда, они не могли летать очень высоко», — уточняют повествователи.

Рассказы о странствующих камнях, которые появляются то здесь, то там и светятся в темноте. О ламах, которые «в тонком теле» перемещаются на огромные расстояния. О нищих йогах, свершающих чудеса, непостижимые в Европе.

Он видит, как лама раскладывает на камни картину «Шамбала» и объясняет ее слушателям — из этого рождается картина Рериха «Знамя грядущего», где так благоговейны люди перед изображением Шамбалы.

Встреченного в горах ламу он преобразит в «Прекрасного ламу» в золотистых одеждах — в истого посланника Шамбалы, и поведет с ним беседу: «Лама, прекрасный лама, поведай мне о Шамбале»… И лама расскажет о «земной Шамбале» — великой общине, существующей в обширных, скрытых от глаз горных долинах, и о «блистающей Шамбале небесной». Скажет лама: «Если для тебя Ригден-Джапо и благословенный Майтрейя одно и то же — пусть будет так. Я этого не утверждал».

Рерих даже увидит, как черный орел пересек путь чему-то сверкающему и прекрасному, что двигалось в небе. Увидит в небе плывущее сферическое тело «задолго до психоза с летающими тарелками» и расскажет об этом «знаке Шамбалы». Художник напишет путников в белых одеждах, скользящих над синими безднами, Ригден-Джапо, отдающего приказы своему воинству, и последнюю битву Шамбалы со злом — совершенно так же, как пишется она на тибетских иконах.

И в книгах, как всегда, появятся те же сюжеты — Шамбалы и ее знамений.

«Для одних Шамбала есть истина, для других Шамбала есть утопия… Шамбалы Владыка живет и дышит в сердце Солнца. Шамбалы Владыка зовущий и позванный… Шамбалы Владыка дышит истиной и утверждает истину… Сияния над вершинами Гималаев — не от северных сверканий. Эти столбы света и лучи света — от Шамбалы они, от башни Великого Приходящего…»

Или:

«Приближается великая эпоха. Правитель мира готов к битве. Многие вещи открываются. Космический огонь вновь приближается к земле. Планеты являют новую эру. Но многие катаклизмы произойдут прежде, чем настанет новая эра процветания. Снова будет испытываться человечество, чтобы видеть, достаточно ли развился его слух».

Так путешествует художник по Блистающей Шамбале, соединяя ее с царством Майтрейи — грядущего Будды. Так путешествует он по Малому Тибету — Ладаку, с его монастырями и базарами, с его сказаниями о Гэсаре и слухами, идущими с севера, из России.

3

Двадцать третьего сентября небольшая экспедиция вышла на границу Ладака и китайского Туркестана. Граница пересечена незаметно, власть Китая здесь слаба, до столицы — тысячи километров гор, пустынь, бездорожья. Но и здесь — за индийской, а значит, английской границей — чиновники подозрительно рассматривают паспорта, разваливаются мосты именно тогда, когда к ним подходит экспедиция, и подозрительные личности — то ли паломники, то ли шпионы, а может быть, и те и другие — следуют за караваном. Тут выясняется, что лама-проводник не только понимает, но говорит по-русски, хотя раньше не понимал ни слова. Граница пройдена, но словно чья-то рука тянется из Индии за экспедицией, словно чьи-то враждебные глаза наблюдают за каждым переходом каравана по Синьцзяну, дальнему западу Китая.

Девятого октября Рерихи перевалили Санджу — перевал на высоте пяти тысяч семидесяти метров. За перевалом попадают словно бы в «милое Ключино», к бородатому Ефиму, — радушные бородачи в цветных кафтанах и поясах, в шапках, отороченных мехом, встречают караван. Словно кержаки, ушедшие от гонений петровских в Великую Азию. Но это — коренные обитатели Синьцзяна, хотя они знают отдельные русские слова и гордятся русскими вещами.

Мелькают в горах неведомые пещеры; горы понижаются, переходят в равнину, в пустыню Такла-Макан — молочную пустыню с тончайшим рисунком песчаных волн, розовые отсветы ее напоминают Египет. Все здесь, как во времена Фа-Сяня, китайского путешественника VII века: «Здесь водятся во множестве злые демоны и дуют горячие ветры. Путешественники, повстречавшиеся с ними, гибнут все до одного. Не видно ни птицы в воздухе, ни зверя на земле. Сколько ни высматриваешь, куда идти, не знаешь, на чем остановить свой выбор: нет иной вехи и знака, кроме высушенных костей на песке». Путь экспедиции скрещивается с путями папского посла XIII века Джованни Карпини, фламандца Рубрука — посланника Людовика Девятого, с путем Марко Поло. С Великим шелковым путем, тянувшимся от Китая на запад, где тюки с китайскими шелками переходили из рук в руки, и цены на них менялись, цены на них росли, пока не доходили они до дочерей викингов и принцессы Малэн.

Глинобитные дома, глинобитные мечети, постоялые дворы учащаются по дороге, пока не смыкаются с городом Хотаном.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология